Меньше, признаюсь вам, нравится мне мысль ваша о том, что в русском языке вовсе нет времен и что язык наш обратил внимание на качество действия и уже от качества вывел, по соответствию, заключение о времени. Простите мне, если я, как не филолог, не умею понять законности такого процесса ума русского, который, сознавая общее качество действия, отделяет от него качество времени и потом уже, по соответствию качества времени с другими качествами, выводит его как заключение. Я понимаю, что формы стремления русского глагола выражают не одно время, но еще и другие качества действия и потому вы правы против Ломоносова и его последователей, смешавших эти другие качества с категорией времени, и против Фатера и Бонна, раздробивших один глагол на многие разные, смотря по различному его выражению различных качеств того же действия. Но мне кажется, что в русском уме (языке) эта гибкость формы для выражения различных качеств действия не могла возникнуть предварительно, но только совокупно с выражением времени. Вот в каком отношении мысль ваша кажется мне преувеличенною и потому одностороннею. Правда, что без этого преувеличения ваша статья лишилась бы несколько своего блеска. Но зато она лишилась бы несколько и своей немецкой отвлеченности в изъяснении вашем о переходе ума от качества действия к категории времени — отвлеченности, которая если бы и была справедлива в отношении к процессу ума вообще, то все же несправедлива в отношении к образу мышления ума русского. Мысль человека русского идет не немецкими путями, как очень хорошо знает автор Луповицкий. Потому я думаю, что хотя бы и была постигнута вами настоящая система русского языка, но она до тех пор останется не дозревшею в вашем, а следовательно, и в нашем сознании неоконченною, покуда не примет самородной формы мышления. Я думаю, что, отыскивая эту форму истины, ум мыслителя еще более прояснит себе и самую сущность ее.
Если же принять вашу мысль без того, что мне кажется в ней преувеличенным (то есть что в русском глаголе нет формы, непосредственно выражающей время, но понятие о времени только выводится из предварительного понятия о других качествах), тогда язык наш представится нам богаче других, но менее отличен от них в своем физиологическом устройстве. Не другой породы зверь, но существо той же породы, только в организме, полнее развитом.
То смешение временных форм, которое вы замечаете в русском языке и почитаете исключительною его особенностью, кажется, принадлежит больше или меньше всем языкам. Немец, например, почти только в грамматике своей обозначает свое будущее вспомогательным werden[208]
, а в употреблении он почти всегда вместо будущего ставит настоящее:Да и что такое глагол, если не действие, понятое во времени? Так называемое неокончательное наклонение не есть собственно глагол, но отглагольное существительное. Без понятия о времени нет глагола — нет даже в возможности.
Фраза, которую вы привели на странице 9-й, чтобы показать, что русского будущего нельзя назвать будущим, может быть буквально переведена на немецкий язык с тою только разницею, что вместо будущего немец употребит настоящее, также относя его к прошедшему времени:
Из этого, однако же, вы не можете заключить, что немцы не имели настоящего времени. Настоящее время они имеют, а мы имеем будущее, мы несомненно имеем его, и что бы мы еще имели, если бы и будущее было их же!