Том 3. Поэмы 1905-1922

Какой остряк, какой повеса
Дал проигрыш закону веса?
Как месяц обнаружил зоркий,
Он древний туз покрыл семеркой!
И ставку снял у игрока,
И рок оставил в дураках,
И горку алую червонцев
Схватил голодною рукой,
Где только солнца, солнца, солнца
Катились звонкою рекой…
Лети в материк А,
Письмо летерика!
И в кольцах облачных тулупа
Сверли и пой, крыло шурупа,
Судьбу и на небе ругая
Скучно, скупо и зло,
Службой ежедневною орлов.

Летела Вила полунагая,

Назол волос рукой откинув
И в небо взор могучий кинув,
Два черных, буйных солнца в падших звездах – глаза ее,
А стан – курильни сизый воздух и зарево.
Одна в небесных плоскостях.
Где солнце, ясное тепло?
Кому себя вручить, одолжить?
Кому девичью нежность выдам?
Меня умчал железный выдум,
Чугунной чарой птицы вала
Мне буря косы целовала.
Отдавая дань почета,
Я ночь, как птица, вековала
На ветке дикого полета
И грустно, грустно горевала.
Плывет гроза – потопа знак.
И вот лечу в воздушных оползнях,
Чтобы в белых глины толщах
Червяком подземным ползать.
И точить ходы
Сквозь орех высот,
Через предел ночных скорлуп,
И мой узок плот
Уносит облачный шуруп
Ни туды, ни сюды…
Ей богу, хуже стрекозы!
Чисто кара, где же грех?
На птице без перьев, без кожи, без мяс,
А одни стучат лишь кости,
Решиться на суровый постриг,
К безумцу неба устремясь,
Куда-то ласточкою мчась,
Забыв про тех, кто целовал
Вот эти плечи, вот эти косы,
И эти ноги, тайной босы,
Обняв рукой железный вал,
И мчаться, как на святки в гости
Неведомо к кому, нет, не пойму,
И облаку кричать «пади!»
С неясной силою в груди,
Лететь над морем с полчищем стрекоз
И в снежных цепях видеть коз
Зеленых глаз нездешний ситец,–
В безумном страхе уноситесь!
Сложили челюсти – ножи,
В бореньи с бурями мужая,
Чума густых колосьев ржи,
Чума садов и урожая.
Орлы из мух с крылами из слюды,
Зеленой вестники беды.
В набат кричат, веревкой дергая,
Поля людей в степях за Волгою.
Над пятнами таких пожарищ
Сейчас лечу, стрекоз товарищ.
От дерзких глаз паденья
Закрыта плоскостями
В построенной купальне,
Чтоб труп не каялся в земле
Перед священником высот
За черный грех и за полет
В падения исповедальне,
В разлуке длинной с теми,
Кому нежна ведунья.
Хотели этого века.
Я ваше небо проточу
Суровой долей червяка,
Как будто бы гнилой осенний лист,
Как мякоть яблока уж перезрелую.
А может быть, стащу с небесных веток
Одно, другое солнышко
Рукою дикою воровки,
Парой хорошеньких ручонок.
И светляка небес
Воткну булавкой
В потоп моих волос,
Еще стыдливый и неловкий,
Для зависти девчонок
Подсолнух золотой,
Кудрявый полднями миров,
Пчелой запутается в косах,
В ней зажужжит цветок полей,
Что много, много выше всяких тополей.
Я расскажу вечерним славкам,
Что мной морей похищен посох:
Господства на море игрушка жезла
В руках того, под кем земля исчезла.
Второе море это небо –
На небе берег к морю требуй!
А если спросят, что я делаю,
Скажу, что, верно, в возрасте долоев
Все ваше небо – яблоко гнилое,
Пора прийти и червякам!
И смерти лик знаком векам,
И, верно, мне за солнца кражу
Сидеть в земном остроге место,
А это уже гаже.
О, подвиг огненный!
Я мамонта невеста,
Он мой мертвый бог ныне.
Лесному лосю-сохачу,
Как призрак, хохочу,
Лесной русалкою сижу
На белой волне бивня
И вот невестою дрожу
Для женихов косого ливня.
Забыв лесных бродяг, повес,
С ознобом вперемеж, вразвалку,
Богиню корчить и русалку,
И быть копьем для поединка
С суровым шишаком небес,
В суровой воина руке.
На помощь, милые слезинки,
Бурливой плыть теперь реке.
Водою горною, бывало,
Спеша, как девичий рассказ,
Коса неспешно подметала
Влюбленный мусор синих глаз
(Глаза – амбары сказок).
Здесь остановится, здесь поторопится,
Жестокая застынет,
Пока столб пыли минет
И пыл сердец к стыду не скопится.
Тогда – за лень! И труд – долой!
В него летит письмо метлой.
Теперь сижу, сижу, дрожу,
Какая мразь! какая жуть!
И если б, тяжести крамольник,
Упал на землю летерик,
Какой великий треугольник
Описан моим телом,
Как учителей хрустящим мелом
Углем описан на доске.
За партой туч увидел ученик,
Звездой пылая вдалеке,
Как муравейник – башни колокольни.
Но можно ту столицу,–
Крик радости довольной,–
Зажечь военной чечевицей.
Нет, злая мысль, мысль-злодейка.
Но если солнышко – копейка,
То где же рубль?
Во мне? в тебе? в чужой судьбе?
Где песен убыль?
Где лодка людей кротка
И где гребцом – чахотка.

Так Вила мирная журчала,

С косой широкою мыслитель.
Гроза далекая ворчала…
На шкуре мамонта люблю
Вороньей стаи чет и нечет,
Прообраз в завтра углублю,
Пока мне старцы не перечат.
Над мертвой мамонтовой шкурой
Вороны, разбудив снега полей, кружились.
Пророка посохом шагает
То, что позже сбудется,
Им прошлое разбудится.
Какая глубина – потонешь!
«Орлы в Орле».
«Крошу Шкуро».
Серп ущербленный.
И вдруг Воронеж,
Где Буденный:
Легли, разбиты, шкурой мамонта –
Шкуро и Мамонтов.
Умейте узнавать углы событий
В мгновенной пене слов:
Это нож дан
В сердце граждан.
В глазу курганы
Ночных озер,
В глазах цыганы
Зажгли костер.