Том 3. Пограничные бродяги. Вольные стрелки

Мы сказали, что Белый Охотник За Скальпами, желая, конечно, чтобы гарнизон асиенды дель-Меските оставался в уверенности, что в техасском лагере все спокойно, воспротивился тому, чтобы будить апачских часовых, полагая, что бдительность их при настоящих обстоятельствах решительно не нужна, так как он был уверен, что мексиканцы не отважатся покинуть свои укрепления и не решатся на вылазку.

Направление, которое взял старик, помогло поэтому успешному выполнению плана полковника. Пойди он в другую сторону, техасцы неминуемо встретились бы с каким-либо из мексиканских отрядов, подавили бы его благодаря своей численности и поставили два остальных отряда в крайне тяжелое положение.

Транкиль, слишком хорошо знакомый со всеми хитростями индейцев, счел тем не менее необходимым убедиться, нет ли какой засады? Вследствие этого, подойдя к валу лагеря шагов на пятнадцать, он скомандовал остановиться, а сам змеей пополз вперед, в кусты и срубленные и нагроможденные здесь деревья.

Чистое Сердце и Черный Олень, которым он, прежде чем покинуть асиенду, дал самые подробные наставления, как действовать, сделали то же. Отсутствие проводников продолжалось довольно долго, по крайне мере оно показалось долгим людям, горевшим нетерпением сразиться с врагом.

Наконец Транкиль появился. Но лицо его было омрачено беспокойством, брови были сдвинуты. Это не ускользнуло от внимательно следившего за ним полковника.

— Что с вами? — обратился он к нему. — Не проснулись ли бунтовщики? Не заметили ли вы возбуждения в их лагере?

— Нет, — отвечал канадец, но взор его оставался упорно обращенным к неприятельскому лагерю, как будто он хотел проникнуть в тьму и разгадать окутанную ею тайну, — я ничего не видел, ничего не заметил, лагерь погружен в спокойствие — и самое глубокое, по-видимому.

— По-видимому?

— Да, так как невозможно, чтобы это спокойствие, эта тишина были естественны. Техасские инсургенты по большей части охотники, которым не привыкать к утомлению. Я могу допустить еще, что в первую половину ночи они могли не заметить, что апачи спят на своих постах, но чего я решительно не могу допустить — это чтобы за всю ночь ни один из этих людей, привыкших ко всяким невзгодам жизни в прериях и лесах, не проснулся и не прошелся бы убедиться, все ли в порядке. В особенности Ягуар, это — железный человек, он, кажется, никогда не спит и, хотя и очень молод, но так же осторожен и опытен, как только впору человеку, перешагнувшему на вторую половину своей жизни.

— Что же вы заключаете отсюда?

— Я заключаю отсюда, что лучше нам и не пытаться узнавать причину этой тишины, и как можно скорее возвратиться на асиенду. Или я ошибаюсь, но мне чудится, что эта непроглядная тьма таит в себе какое-то несчастье, и если мы не остережемся, оно падет на нас.

— Из слов ваших я делаю вывод, что вы передаете мне свои впечатления, а не то, что видели вы на самом деле.

— Правда, полковник, но если вы позволите, то замечу, что это — впечатления человека, для которого лес и прерия не имеют тайн и предчувствия которого редко бывают неверны.

— Да, все это, может быть, и верно, и мне надлежало бы последовать вашему совету, но теперь слишком поздно возвращаться назад — это значило бы показать солдатам, что я ошибся, а это невозможно. Мы должны, чего бы это ни стоило, испить до конца чашу, перенести все последствия нашей неосмотрительности и идти вперед, что бы ни ждало нас там. Удесятерим нашу осторожность и постараемся окончить начатое, насколько возможно сохраняя жизнь наших людей.

— Я в вашем распоряжении, полковник, и последую за вами, куда бы вы ни приказали идти мне.

— Ну так вперед, и с нами Бог! — решительно проговорил Мелендес.

Команда была передана почти шепотом. Солдаты, сильно интересовавшиеся исходом этого разговора, опасаясь, что их заставят возвратиться назад в крепость, с радостью приняли ее и бросились вперед.

Расстояние, которое отделяло их от укреплений, было быстро пройдено ими. Они вбежали на вал, индейские часовые оставались недвижимы.

Сразу в трех местах лагеря поднялись огромные языки пламени и закрутились к небу. Мексиканцы бросились вперед с криками: «Да здравствует Мексика!». Инсургенты, захваченные врасплох, не будучи в состоянии сразу стряхнуть с себя сон, бегали взад и вперед по лагерю. Они не могли понять, откуда появился этот огненный ураган, охвативший их со всех сторон, откуда эти крики, в которых им слышалась угроза смерти.

Более часа длился этот хаос, среди дыма, огня и ужасного шума. По обычаю малоцивилизованных племен, техасцы брали с собой в походы жен и детей. Смятение и человеческая бойня приняли поэтому в первый момент гигантские размеры.

Весь лагерь был полон женщинами, рыдавшими и призывавшими на помощь своих мужей и братьев, апачами, носившимися на своих конях и обгонявшими бесцельно бежавших пехотинцев; из-под опрокинутых палаток несся детский крик и вопли раненых.

Вокруг лагеря пылали огромные костры из наваленных сухих деревьев. Рассвирепевшие мексиканцы, как дикие звери, избивали каждого, кто хотел вырваться из этого огненного кольца.