Том 3. Повести

Сюжет „Шинели“ возводят обычно к рассказанному в воспоминаньях П. В. Анненкова анекдоту о чиновнике, потерявшем ружье. — См. П. В. Анненков. „Литературные Воспоминанья“, изд. Academia 1928, стр. 61–62. — Впечатление, произведенное, по словам Анненкова, на Гоголя анекдотом, надо отнести к 1833-36 гг., когда Гоголь, действительно, „жил на Малой Морской в доме Лепена“. Но заключать отсюда, что „Шинель“ и начата в те же годы, нет оснований: история сохранившихся рукописей „Шинели“ не дает ни малейшего на то права (см. выше^*). Анекдот Анненкова — устный образец популярного в литературе 30-х годов жанра повестей о бедном чиновнике, с их двумя разновидностями: сатирическою (или комически-гротескною) и сентиментальною (или элегическою). Такая дифференциация внутри жанра началась еще до вмешательства Гоголя в его судьбу (у Булгарина и Ушакова). Но как та, так и другая его разновидности сразу же использовали: одна — комически-сказовый стиль „Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем“, другая — тематику и стиль личных признаний Поприщина в „Записках сумасшедшего“. Под знаком такого двустороннего воздействия Гоголя и оказывается повесть о бедном чиновнике во второй половине 30-х годов, когда живо начинает ощущаться потребность в демократизации литературных форм, в „очеловечении“, в поднятии на более серьезный и впечатляющий уровень наличных тогда в литературе жанров. По отношению к повестям о чиновнике решающая роль как раз и выпала на долю „Шинели“. Из других повестей того же жанра (комической разновидности) „Шинель“ своею тематикой частично совпадает с „Гражданственным грибом“ Булгарина (в „Северной Пчеле“, 1833, № 213), „Лукою Прохоровичем“ Гребенки (1838 г.), „Дочерью чиновного человека“ И. Панаева (1839), „Демоном“ Павлова (1839) и повестью „За стеной“ Ничипора Кулеша (Лит. прибавл. к Русскому Инвалиду 1839, № 21). Сентиментальная разновидность жанра тоже представлена в „Шинели“ отдельными чертами, сходными с „Записками гробовщика“ В. Ф. Одоевского (в „Альманахе на 1838 г.“), его же „Живым мертвецом“ (1838 г.), а также „Перстнем“ Гребенки (1841 г.). Приемы комически-гротескного сказа, сложившиеся в законченную стилистическую систему еще в „Повести о том как поссорился“, претерпевают в „Шинели“ существенное видоизменение в смысле сочетания с ними совершенно иных приемов повествования, восходящих в прошлом к „Старосветским помещикам“, прочней же всего связанных с „Мертвыми душами“. Для данной повести характерно постепенное высвобождение образа чиновника из-под власти сказового комического стиля, а также последовательно вторгающиеся в нее авторские патетические монологи. Но, по мере такого высвобождения, комизм по контрасту сгущается на окружении героя: на будочнике, кухарке, квартальном, на других департаментских чиновниках и, наконец, на „одном значительном лице“.

Комически изобразив „безчеловечье“ среды, Гоголь тем самым „очеловечил“ ее жертву (традиционного героя — чиновника), разрешив таким образом ту задачу, которая стояла тогда не перед ним одним, а перед всей русской литературой.

Идея социальной среды приобретала как раз в те годы особое значение в мировоззрении Белинского. Ее же выдвигала одновременно „Шинель“ как новый объект художественно-сатирического изображения современного города. Отсюда вся исключительность роли этой повести, наравне с литературными манифестами Белинского, в образовании и развитии „натуральной школы“ 40-х годов.

Критические отзывы современников Гоголя о „Шинели“ немногочисленны. Белинскому не удалось сколько-нибудь подробно высказаться о „Шинели“. Впрочем, он первый отметил в ней, еще до выхода ее в свет, „одно из глубочайших созданий Гоголя“ (в статье 1842 г. „Библиографическое известие“; см. Соч. Белинского, VII, стр. 325, 606). В другой его статье (в рецензии на „Сочинения Николая Гоголя“ в „Отечественных Записках“ 1843 г.) сказано, что „Шинель“ есть новое произведение, отличающееся глубиною идеи и чувства, зрелостью художественного резца“ (т. VIII, стр. 90). Говорится о „Сочинениях Николая Гоголя“ и в обзоре литературы за 1843 год, но опять лишь вскользь: более подробный разбор их Белинский и здесь откладывает до „особой статьи“, которая не была, однако, написана. И дальнейшие его отзывы о „Шинели“ совершенно поэтому случайны. (См. соч. Белинского, т. IX, стр. 238–239 и др.)

Отзыв Шевырева (в рецензии на „Петербургский сборник“ Некрасова) любопытен только указанием на возможность зависимости „Шинели“ от „Демона“ Павлова: „Павлов, в порыве раздраженной сатиры… изобразил в своем „Демоне“ всё нравственное униженье, до которого могла дойти эта жертва общественных условий… Может быть „Демон“ вызвал Гоголеву „Шинель“. — См. „Москвитянин“ 1846, кн. I.