— Ты презираешь меня? Ты, убийца?
— В ад ее! В ад! В ад!
— Тешьтесь над нею, дьяволы!
— В ад!
— Рвите ей сердце железными когтями!
— Душите ее, змеи!
— Жальте! Жальте! Впейтесь в мозг! Рвите ей сердце!
— Ага-го-го-го-го!
Царь Голод
Царь Голод
Радостные возгласы.Кушать! Кушать!
— Пора!
— Мамочка, где конфеты?
— А ты все только конфеты!
— Которого?
— Кушать зовут, ваше сиятельство.
— Ага! Почему же меня раньше не разбудили?
Внезапно все принимает очень веселый, милый, домашний вид. Судьи стаскивают парики, открывая лысые головы, и постепенно вмешиваются в толпу, пожимают руки и искоса, с притворным равнодушием, поглядывают на кушающих.
Рослые лакеи в расшитых ливреях, с трудом сгибаясь под тяжестью, приносят огромные блюда с гигантскими порциями: целые бараньи туши, колоссальные окороки, высокие, как горы, ростбифы. Перед Толстым на низенькой скамеечке ставят целую зажаренную свинью, которую приносят трое. Он смотрит на нее с сомнением.
— Не поможете ли, господин профессор?
— С радостью, ваше сиятельство.
— А вы, господин судья?
— Хотя я кушать не хочу, но, если позволите…
— Быть может, и мне будет дозволено…
Вчетвером садятся вокруг свиньи и молча с жадностью полосуют ее ножами. Иногда Профессор и Аббат случайно встречаются взглядами и тогда, не в силах жевать, со щеками, раздутыми пищей, застывают от ненависти друг к другу и презрения. Потом жуют усиленно и давятся. Все разбились на кучки.
Смерть вынула из кармана сухой бутерброд с сыром и кушает в одиночестве.
Тяжелый разговор набитыми пищей ртами. Чавканье.
— Пожалуйста, еще кусочек. Очень вкусно.
— Как на пикнике. Великолепный парень — этот Голод.
— Хорошо мы ее, однако!
— А все-таки она прекрасна.
— Ростбиф необходимо кушать с кровью. Это…
— Мамочка, почему их не судят всех разом?
— Не знаю, деточка, спроси у профессора.
— Господин профессор!
— Гм?
— Господин профессор!
— Гм!
— Черт возьми, где же моя салфетка?
— Господа, совершилось преступление кражи: у советник? украли вставные зубы.
Рабочий.Как жрут! Зачем ты с ними, Царь? Я ничего не понимаю. Ты изменяешь нам? Смотри!
Хулиган.И это твой суд. Отец?
Царь Голод.Вы слепы оба. Это не мой суд. Это суд над моими детьми.
— Но ты же председатель!
— Разве вы не понимаете, что я делаю? Ведь каждый, побывавший здесь, навеки становится их врагом. Я развращаю их и учу делать мерзость. Я въедаюсь в самую сердцевину их жизни, наполняю ее гнилью и разрушаю ее. Они уже перестали понимать, что такое правда, — а ведь это начало смерти. Ты понимаешь это?
— Но ты делаешь это как лакей!
Царь Голод
— Я этого не понимаю. Я вижу только, как мои братья…
— У тебя же нет своих!
— Отец, правда та женщина пойдет в ад?
— Да. И ты также.
— Ты плачешь? Ты, сын мой, плачешь?
— Отец, Отец. У меня есть только нож. Кого же мне зарезать?
Рабочий. Не нужно резать. Надо работать, работать.
— Отец, ты говоришь: и мне ад. Пусть — но как бы мне спасти ее? Я уже вижу дьяволов, которые подходят к ней. Отец, верни мне жизнь, скажи: ее можно спасти?
— Нет.
— Ты лжешь, старик!
Голоса. Однако и вчетвером мы ее не съели!
— Очень велика, ваше сиятельство!
Царь Голод.Уходите. Необходимо кончать. И слушайте меня: завтра…
— Завтра? Завтра?
— Тише! Ударит колокол!
— Завтра?
— Тише! Тише!
— О-о-о!
— На улицы! В дома!
— Тише!
— Завтра! Завтра! Завтра!