Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Женщина(закрываясь волосами). Не смотрите на меня, люди.

Сура.Нуллюс, подите-ка сюда.

Анатэма(подходя). Здесь, госпожа Лейзер.

Давид(тихо). Сколько у нас денег, Нуллюс, чтобы доехать до Иерусалима?

Анатэма.Триста рублей.

Давид.Отдайте их женщине. (Улыбаясь и плача.)Сура не хочет уезжать в Иерусалим. Она хочет торговать здесь до самой смерти. Какая глупая женщина, не правда ли, Нуллюс? (Сдержанно плачет.)

Сура.Тебе очень больно, Давид? Ты так хотел поехать.

Давид.Какая глупая женщина, Нуллюс. Она не понимает, что я тоже хочу торговать. (Плачет.)

Анатэма(растроганно). Вы — не простой человек, Давид!

Давид.Это была моя мечта, Нуллюс, умереть в святом городе и приобщить свой прах к праху праведников, там погребенных. Но (улыбаясь)разве не везде добра земля к мертвецам своим? Отдайте деньги бедной женщине. Мне стало весело. Ну так как же, Сура? Нужно открывать лавочку и поучиться у Сонки, как делать хорошую содовую воду.

Анатэма(торжественно). Женщина! Давид, радующий людей, дает тебе деньги и счастье.

Бескрайний(Сонке). Я же говорил тебе, что еще не все деньги розданы. У него миллионы.

Странник(прислушиваясь). Так, так. Разве может Давид отдать все? Он только начал отдавать.

Женщина благодарит Давида и Суру; видно, как растроганный Давид кладет руки на голову коленопреклоненной женщины, как бы благословляя ее. За спиною его, со стороны поля, показывается на дороге что-то серое, запыленное, медленно и тяжело ползущее. В молчании подвигается оно, и трудно поверить, что это люди — так сравняла их серая придорожная пыль, так побратала их нужда и страдание. Что-то тревожное есть в их глухом, непреклонном движении — и беспокойно приглядываются люди с этой стороны.

Бескрайний.Кто это идет по дороге?

Сонка.Что-то серое ползет по дороге! Если это люди, то они не похожи на людей!

Пурикес.Ой, мне страшно за Давида! Он стоит к ним спиною и не видит. А они идут, как слепые.

Сонка.Они сейчас сомкнут его. Давид, Давид, оглянитесь.

Анатэма.Поздно, Сонка! Давид вас не услышит.

Пурикес.Но кто это? Я боюсь их.

Странник.Это — наши! Это слепые с нашей стороны пришли за зрением к Давиду! (Громко.)Стойте, стойте, вы пришли! Давид среди вас!

Слепые, уже почти смявшие испуганного Давида, который тщетно пытается противостоять наплывающей волне, останавливаются и ищут безгласно. Бессильно тянутся серыми руками, нащупывая мертвое пространство; некоторые уже отыскали Давида и быстро обегают его чуткими пальцами — и голосами, подобными стону листвы под осенним ветром, еле колеблют застывший воздух.

Быстро наступившие сумерки скрадывают очертания предметов и съедают краски; и видно что-то безлицее, шевелящееся смутно, тоскующее тихо.

Слепые.Где Давид?

— Помогите найти Давида.

— Где Давид, радующий людей?

— Он здесь. Я уже чувствую его пальцами моими.

— Это ты, Давид?

— Где Давид?

— Где Давид?

— Это ты, Давид?

Испуганные голоса из тьмы.

Давид.Это я, Давид Лейзер. Что вам надо от меня?

Сура(плача). Давид, Давид, где ты? Я не вижу тебя.

Слепые(смыкаясь). Вот Давид.

— Это ты, Давид?

— Давид.

— Давид.

Занавес

Пятая картина

Высокая, строгая, несколько мрачная комната — кабинет Давида Лейзера в богатой вилле, где он доживает последние дни. В комнате два больших окна:

одно, напротив, выходит на дорогу к городу; другое, в левой стене, выходит в сад. У этого окна большой рабочий стол Давида, в беспорядке заваленный бумагами: тут и маленькие листки с прошениями от бедных, записочки, наскоро сшитые длинные тетради; тут и большие толстые книги, похожие на бухгалтерские. Под столом и возле него клочки разорванных бумаг; распластавшись и подвернув под себя листы, похожая на крышу дома, который разваливается, валяется корешком вверх огромная Библия в старинном кожаном переплете. Несмотря на жару, в камине горят дрова — у Давида Лейзера лихорадка, ему холодно.

Вечереет. Сквозь опущенные завесы в окна еще пробивается слабый сумеречный свет, но в комнате уже темно. И только маленькая лампочка на столе выхватывает из мрака белые пятна двух седых голов: Давида Лейзера и Анатэмы.