Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Розенталь.Понимаю, просто продолжал дело при закрытых дверях. Но погоди, не сбивай. (Садится и берет за руки Федора Ивановича и Анфису.)Вот что, друзья мои, — какие у вас холодные руки! — я погибаю! Понимаешь: увечные дела, доверительские деньги…

Федор Иванович.Скверно! Быть тебе, Розенталь, в остроге.

Розенталь(радостно).Ага! Я и говорю, что погибаю. И вот что я придумал в мои бессонные ночи…

Федор Иванович.Возьми у меня. Сколько рублей триста?

Розенталь.Двести. Нет. Никогда. Я беру только у врагов. И вот вы понимаете, друзья мои, понимаете теперь эту блестящую мысль, которая лучезарным светом озарила мои бессонные ночи. Кому я злейший враг, кто ненавидит меня до родовых схваток в желудке? — Татаринов. Ergo — у кого я должен взять взаймы? — у Татаринова. Во-первых, — как враг, он должен быть великодушен, и именно по-человечески, с открытой душою, я обращаюсь к его великодушию; во-вторых, — у этой вегетарианской жилы в банке на текущем счёту… ты знаешь, по ночам он ворует огурцы у соседей… Батюшки, кончили, идут. (Тревожно.)Федя, как ты думаешь, голубчик, даст он?

Входят Александра Павловна, Ниночка, гимназист Петя, какой-то молоденький адвокат, по виду помощник, и Татаринов. Последний широко и смущённо улыбается.

Александра Павловна.Федя, Федя, поди, голубчик, на минуту! Батюшка уезжает — нужно проститься. Как Алечка плакала, она совсем захлебнулась. А-а, ты здесь, Анфиса? О тебе все папаша справлялся.

Федор Иванович(весело уходя).Ну, идём, идём! Татаринов, да не сияй ты так нестерпимо!

Анфиса медленно выходит. Ниночка провожает её холодным и строгим взглядом.

Розенталь(вслед Анфисе).Шарлотта Кор-р-де!

Ниночка(громко).Она была — убийцей?

Татаринов(улыбаясь).Как это я, право? Ужасно странное ощущение.

Ниночка.Но вы понимаете, что вы теперь мой кум, что вы уже никогда не можете на мне жениться…

Татаринов(все так же улыбаясь).Да я и не собирался… Нет, действительно, ужасно странное ощущение: оно такое маленькое.

Петя.Вы держались молодцом, Иван Петрович.

Адвокат.Нужно отдать справедливость: вы с честью вышли из крайне затруднительного положения. Когда вы хотели взять младенца за ноги, я действительно несколько испугался.

Татаринов.Ну вот, я и ног у него не видал.

Розенталь(скромно).Это было обходное движение.

Адвокат.Когда же, как прирождённый жонглёр, вы с невероятной ловкостью обернули младенца вокруг пальца, достали его откуда-то из жилетного кармана…

Ниночка(хохочет).Но ведь правда: он чуть не уронил его.

Розенталь(серьёзно).Господа, господа, здесь решительно не над чем смеяться… Господин Татаринов, могу ли я просить вас уделить мне несколько минут для короткого… профессионального разговора?

Татаринов(все ещё улыбаясь, но строго).К вашим услугам.

Отходят в сторону.

Розенталь.Господин Татаринов, я знаю, что вы мой враг и ненавидите меня до… крайности. И я знаю, что другой на вашем месте, менее дорожащий интересами гуманности, не обладающий, так сказать, широтою взгляда, — тот просто послал бы меня к черту. Но ваше великодушие, именно, как врага, обязывает вас, так сказать… Не дадите ли вы мне двести двадцать пять рублей ровно на две недели? Раньше я, к сожалению, не могу… Сегодня у нас пятница…

Татаринов.Четверг.

Розенталь.Конечно, четверг. Так вот…

Татаринов.Нет.

Розенталь(с крайним удивлением).Но почему же?

Входят старики Аносовы и двое-трое гостей.

Аносов.Ну, слава Тебе Господи. И перекрести, и проводили, и никого не обидели. Кум-то где же? Ну и кум!

Розенталь.Но почему же?

Татаринов.Нет.

Розенталь.Вот странно… а я думал, ей-Богу, думал, что дадите.

Татаринов.Нет.

Аносов(подходит и треплет Татаринова по плечу, отчего у последнего появляется широкая улыбка).Ну, куманёк дорогой — выпьем за новорождённого. Только в другой раз не хватай ты так новорождённого, будто голодная собака кость. Дело его маленькое, и бери ты его спрохвала.