Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Козлов.А по моему мнению, раз Тенор не хочет петь, так его из хора выдворить. Найдем другого дирижера, эка! Забрал себе в теноровую башку, что голосом он покорит весь мир, и трясется от страха.

Тенор.И покорю!

Козлов.Словно баба над лукошком с яйцами — ах, как бы не разбить! Не пьет, не курит и не ест, как люди добрые, а… питается! Встретил я его вчера на Никитской, спрашиваю — молчит и мотает головой. Да ты что, Тенор? Молчит. Думаю, с ума сошел наш Тенор, а он вдруг шепотом: простуды боюсь, сыро. Экая верзила гнусная!

Дина.Но ведь это правда, Козлов, голос — очень хрупкая вещь: его необходимо беречь.

Козлов.Беречь? Тогда ну его к черту! — не желаю быть сторожем собственного голоса. Экое сокровище, подумаешь! Вот у меня голос, как…

Тенор.Ха-ха-ха! Как у козла! И потому твоя фамилия Ко-злов.

Козлов.Правильно, именно как у козла. А я вот, слава Тебе Господи, всю жизнь пел и буду петь назло всем моим врагам.

Онуфрий.И на радость друзьям. Великодушный ты, Козлик, человек! (Указывая на рогатый, странной формы стул.)Дина, можно сесть на этом келькшозе? У него очень загадочный и даже враждебный вид — может быть, он не любит, чтобы на нем сидели?

Дина.(смущаясь). Конечно, можно… какие пустяки!

Онуфрий.А он не рассердится?

Костик.(мрачно). Очень уж у вас богато, Дина Абрамовна, — на положении вы курсистки и даже землячки, а живете как баронесса.

Дина(краснея). Зовите просто Дина.

Костик.Совсем не по-студенчески! У меня ноги в сапогах, и я все время боюсь, как бы паралич ног не сделался. Родительская квартира?

Дина.Да. Вы не обращайте внимания. (Смущается и смеется ясно и открыто.)Мне и самой неловко… Но это такие пустяки!

Онуфрий.А не выгонят нас родители? Народ это мнительный, вроде теноров. Помнишь, Сережа, как твои родители сперва меня поперли, а потом и тебя поперли?

Дина.Нет, ну что вы! Отца и в городе нет: у него большие дела, и он почти все время в разъезде.

Онуфрий.Это другое дело. Сережа, успокойся.

Дина.Да нет, это все равно, в городе он или уехал. Если бы он и был, так не обратил бы внимания — ему не до того. А мама и сама сюда просилась, но я ее не пустила.

Онуфрий.Отчего же? Тихая старушка?

Дина.Она очень хорошая… и смешная. Пения она, правда, боится, то есть не пения, а дворника. Но это ничего!

Кочетов.А он у вас строгий?

Дина.Кто? Папа?

Кочетов.Нет, дворник, — это важнее.

Лиля(быстро). А у нас в доме такой строгий дворник, такой строгий дворник, что мы вчера с Верочкой два часа звонили — он отворять не хотел.

Петровский.Не слышал, — дворники здоровы спать.

Лиля.Нет, слышал, — мы два часа звонили!

Петровский.Нет, не слышал.

Лиля.Нет, слышал.

Костик.(мрачно).Нет, не слышал.

Блохин.Наверно, не слыхал.

Онуфрий.Конечно, не слышал. Ты как думаешь, Козлов? — скажи откровенно.

Козлов.Куда ему слышать, конечно, не слыхал.

Лиля(сердито). Слышал, слышал, слышал. Вы смеетесь, а это такое свинство с его стороны, — мы с Верочкой продрогли, зуб на зуб попасть не могли. Он нас целый месяц преследует; хочет, чтобы мы ему двугривенный дали, — как же, так вот и дадим! Свинство!

Онуфрий.Гриневич, дай-ка папиросу. Что ты затих совсем? — присядь, потолкуем. Ну как, вышло дело с уроком или нет? Мне его хорошо рекомендовали… Фу, ну и табак же у тебя дрянной!

Гриневич.Дешевый. Спасибо, Онуша, с уроком я устроился…

Тихо разговаривают. Некоторые из студентов осматривают картины. Тенор, как свой в доме человек, показывает, зажигает свет. Слышны восклицания: «Левитан! Да что ты!» Самодовольный смех Тенора. Дина присаживается к Стамескину.

Дина.Отчего вы не пели, Стамескин? (К Онучиной.)Вы также. Вам не скучно?

Стамескин.Я никогда не скучаю. А если мне становится скучно, я ухожу.

Онучина.Я также. Как у вас пышно, Дина. Вам не мешает эта роскошь? Я бы и одного дня не могла здесь выжить.

Дина.На это можно не смотреть, Онучина. Когда я училась в стародубской гимназии, я жила у бабушки в маленькой комнате, там было очень просто. У меня в комнате и теперь хорошо, и я постоянно бранюсь из-за этого с папой. Он прежде жил очень бедно и теперь хочет, чтобы кругом все было дорогое.

Тенор.Дина, земляки хотят есть.

Лиля.Врет, врет. Это он сам хочет есть! Мы картины смотрим, такая прелесть.

Онуфрий.Земляки хотят пить.

Дина.Простите, я сейчас… Там все готово. Пойдемте в столовую, господа. Кочетов, Петровский… Отчего вы такой неразговорчивый, Гриневич? Я не слышу вашего голоса.

Блохин(Онуфрию тихо). Постой! погляди-ка на стол.