Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Дина.А марсельеза? Не забудьте, Стамескин, что иногда поет целый народ, целые толпы народные сливаются в одной песне.

Стамескин.Но побеждают те, кто молчит. Ах, господа, вы видели или вам рассказывали, как целый народ с пением песен шел на своего врага, — и вам было жутко, но больше весело; а когда-нибудь вы увидите, как целый народ молча двинется на приступ, и вам станет уже по-настоящему страшно. Ах, господа: молчание храброго — вот истинный ужас для его врага.

Онуфрий(восторгаясь). Вот нос, Сережа!

Кочетов.А как узнать, кто молчит: храбрый или трус? Трусы-то тоже не разговорчивы.

Стамескин.По действиям.

Козлов.Вы уничтожаете поэзию борьбы, Стамескин, вы красоту отнимаете у нее.

Стамескин(смеется слегка в нос). Нет. Я даю ей новые, простые и строгие одежды. Вместо лохмотьев из музыки и дрянных стихов я облекаю ее в грозные доспехи грозного молчания. Ах, господа: молчание — вот песнь восставшего.

Дина.Браво!

Многие присоединяются к ее возгласу.

Веселые голоса.

— Что, брат Гринюша, поджал хвост?

— Врет не врет, а послушать интересно. Молодец, Стамескин.

— Попробуй, убеди такого, — его и Шаляпин не проберет.

— Безумству храбрых поем мы песню. Вот так песня!

— Нет. Хорошо. Молодец, Стамескин!

Блохин.Ну, а дома… петь можно?

Онуфрий.Тебе, Сережа, и дома не советую. Пой, брат, молчанием — у тебя это здорово выходит. Тогда ты — страшен.

Смех. Смеется добродушно и Стамескин.

Стамескин(как бы припомнив). Я забыл сказать: вот есть еще влюбленные — так те всегда могут петь.

Смех.

Костик.А про земляка-то и забыли. Надо же кончить, господа.

Дина.Тише!..

Входит Старый Студент.

Ст. студент(здороваясь). Простите, Дина, несколько запоздал. Не мог отказать себе в удовольствии дослушать до конца «Травиату».

Дина.Здравствуйте, Петр Кузьмич. Ну вот, позвольте познакомить — это мои товарищи-стародубовцы. Тут не все: нас в землячестве много, тридцать пять человек. Стамескин… Константин Иванович, наш председатель… Ну, да потом сами разберетесь, а то все равно сразу всех не упомните. Это Онучина. Чаю хотите? Сейчас будет горячий чай.

Ст. студент.Сердечно благодарю, с удовольствием выпью стакан. Как у вас весело! Я уже из прихожей услышал ваш молодой и веселый смех.

Онуфрий.Да, ничего себе. За твое здоровье, Сережа.

Несколько секунд неловкого молчания.

Ст. студент.Я не помешал вам, господа?

Козлов.Нет, нисколько. Подвинься-ка, Костик, я тут присяду. Ты чем мажешь сапоги: смальцем или дегтем, отчего они у тебя так воняют?

Костик.Касторовым, брат, маслом.

Лиля.Скажите, пожалуйста: это не вы были третьего дня на «Фаусте»?

Ст. студент.Да, я. Я вас тоже видел: вы были с какой-то черноволосой девушкой, с подругой, вероятно?

Лиля.Да, с Верочкой! (Оживляясь.)А скажите, как вы достали билет? Мы с Верочкой целую ночь дежурили — да и то, едва-едва, на самом кончике захватили. Ужасно трудно доставать, когда поет Шаляпин.

Ст. студент.Я также дежурил целую ночь.

Лиля.И… не простудились?

Ст. студент(улыбаясь). Почему же я должен был простудиться?

Лиля(смущаясь).Нет, я так… погода была очень плохая…

Дина.Вы так любите театр, Петр Кузьмич?

Ст. студент.Да, очень люблю. (Ко всем.)Я провел двадцать лет в такой глуши, где ничего не знают о театре, и даже заезжие труппы при мне ни разу не бывали. Но по газетам я следил за репертуаром и всегда знал, что ставится в Большом театре… Я очень любил оперу…

Дина.И как же вам показалось?

Ст. студент(улыбаясь, тихо). Не знаю. В первый раз я очень волновался и плохо видел. Но было очень хорошо.

Лиля.Ах, Боже мой, неужели целых двадцать лет — а мне и всего только девятнадцать.

Козлов.Четырнадцать.

Петровский.Одиннадцать.

Блохин.Д-десять.

Смеются, но тотчас же становится неловко. Старый Студент, все также тихо улыбаясь, обводит всех добрыми, немножко влюбленными глазами.

Лиля.Что — самим неловко стало? Вот видите, они всегда так, они и над вами завтра станут смеяться. Вам сколько лет, сорок восемь?

Ст. студент.Нет, сорок семь.

Лиля.Ну, вот видите. А они завтра начнут врать, что вам восемьдесят… сто.

Петровский.Сто двадцать.

Блохин.Т-тысячу четыреста.

Опять слегка неловкое молчание.

Дина.Александр Александрович, узнайте, пожалуйста, как там насчет чаю. Сейчас будет горячий чай, Петр Кузьмич.