Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Петруччио. Не ваше дело, любезнейшие.

Пьетро. Вот и объяснили. Кто же из нас дурак, Марио: ты или я?

Петруччио (оглядывая потолок). Вы оба. Герцог просто не совсем здоров. У него лихорадка.

Пьетро. А зачем же столько огней?

Петруччио. Затем, что-убирайся вон! (Низко кланяется вошедшему синьору Кристофоро.) Добрый вечер, синьор.

Кристофоро. Ах, Петруччио, Петруччио, когда же ты похудеешь хоть настолько, чтобы в тебе помещалось не так много вина?

Петруччио. Тогда я буду похож на длинную проточную трубу, синьор, сквозь которую все протекает и ничего не остается.

Кристофоро (грозит пальцем). Но, но, синьор управляющий! (Вздыхает.) Пейте сколько хотите, Петруччио, — теперь не для кого беречь вино. Бедный Лоренцо! Бедный Лоренцо! Думал ли я, когда мы вернулись с отцом его из Палестины, что гордую семью герцогов Спадаро ждет такая ужасная судьба. Кто он теперь? Где витает его бессмертный дух? Я сегодня смотрел в глаза ему так пристально, что мог пробуравить бочку, а он улыбнулся мне и сказал так нежно, что заплакал бы даже некрещеный турок: «Кто вы? Я не знаю вас. Снимите маску, синьор!»

Петруччио. Да, да. Удивительно, синьор Кристофоро.

Кристофоро. Мальчик, говорю я ему, герцог Лоренцо, ты подумай: если бы это была маска, так стал бы я носить такую ужасную рожу? (Вытирает слезы.) Мальчик, говорю я, герцог Лоренцо, ты попробуй своим пальцем вот этот рубец, полученный мною при защите гроба господня. Разве на масках бывают такие рубцы?

Марио. Ну, ну? Святый Боже!

Кристофоро. Попробовал синьор Лоренцо и говорит: какая у вас плохая маска, синьор, она, вероятно, сшита из двух кусков?.. Бедный Лоренцо! Бедный Лоренцо!

Показывается шут Экко и забирается в угол, сжавшись комочком. Тяжко вздыхает.

Петруччио. Вот и Экко загрустил, синьор Кристофоро. Плохо в доме, когда даже шут начинает вздыхать, как озябшая собака. Без смеху нельзя жить человеку, синьор Кристофоро, и когда умирает смех, то умирает и человек. Засмейся, Экко, хоть не говори ничего, а только засмейся, ты порадуешь мою душу.

Экко (тяжко вздыхает). Не могу, синьор Петруччио.

Кристофоро. А разве тебе не смешно, Экко, что у меня такие усы?

Экко (тяжко вздыхает). Смешно, синьор Кристофоро.

Кристофоро. Отчего же ты не смеешься?

Экко. Не могу, синьор Кристофоро.

Петруччио. Вот видите, умер смех. Бедный герцог Лоренцо!

Кристофоро. Да, бедный Лоренцо!

Все огни зажжены, и слуги уходят.

Петруччио. Марио, пойди и доложи донне Франческе, что огни зажжены и все готово… к приему гостей.

Кристофоро. Каких еще гостей? Какие теперь могут быть гости, синьор управляющий, — вы подумайте.

Петруччио (машет рукой). А ты, Пьетро, пойди и прикажи спустить мост.

Кристофоро. Это зачем?

Петруччио. Так приказал герцог.

Кристофоро. Лоренцо? Зачем же ты слушаешься его?

Петруччио. Если бы вы, синьор Кристофоро, слышали его голос, видели его повелительное движение рукой, то и вы послушались бы его.

Кристофоро. Я? Никогда!

Экко. Послушались бы, синьор Кристофоро. Чем я был, маленький и злой горбун, найденный во рву замка? Он захотел, и я стал его смехом, синьоры. А чем я стану? Вам не догадаться об этом, синьоры. Но я стану тем, чем приказал мне быть господин мой Лоренцо.

Петруччио. Его слезами?

Экко (вздыхая). Нет.

Кристофоро. Ужасом?

Экко (вздыхая). Нет. Огнем! Я был его слезами, не знаю, был ли я его ужасом, синьор Кристофоро, но теперь я стану огнем! Он сказал мне, как и вам: «Кто вы, синьор? Я вас не знаю. Снимите маску». И я заплакал, синьоры, и ответил: «Хорошо, Лоренцо, я снимаю маску, если ты приказываешь это».

Кристофоро. Нет, ты был лучше, Экко, когда смеялся.

Входит донна Франческа со свитою дам и господ. Молчаливо и грустно разбредаются они по зале, смущаясь ее пустынностью и ярким светом.

Господин (тихо). Мне кажется, что уже целую вечность не целовал я вас, Элеонора.

Элеонора. И еще целую вечность не поцелуете, синьор.