Том 3. Публицистические произведения

Всякое действие вовне ему воспрещено. — Вероятно, подразумевается раздвоенность Запада на «красный» и «белый», «революционный» и «консервативный», которая как бы обессиливает противостоящие стороны и мешает им объединиться для «действия вовне» против России как Восточной Империи, Православной Державы. На самом деле такое объединение и произошло в период Крымской войны. Тем не менее идея желательной и благоприятной для России разделенности Запада была одной из самых постоянных и устойчивых у Тютчева. Так, в одном из писем накануне Крымской войны он вопрошал: «Что же до вероятного исхода борьбы, весь вопрос для меня сводится к следующему: окажется ли ненависть к нам Запада, как Запада католического, так и Запада революционного, в конечном счете сильнее ненависти, которая их разделяет? Весь вопрос в этом…» (Изд. 1984. С. 205). Через несколько месяцев он снова подчеркивал, говоря о «вечном антагонизме между тем, что, за неимением других выражений, приходится называть: Запад и Восток: ”Теперь, если бы Запад был единым, мы, я полагаю, погибли бы. Но их два: Красный и тот, которого он должен поглотить. В течение 40 лет мы оспаривали его у Красного — и вот мы на краю пропасти. И теперь-то именно Красный и спасет нас в свою очередь”» (там же. С. 208). Еще позже, в письме И. С. Аксакову от 2 октября 1867 г. поэт повторял: «Усобица на Западе — вот наш лучший политический союз…» (там же. С. 311).

…победа России в Венгрии… — Имеется в виду подавление революционного движения русскими войсками, после того как венгерский сейм 14 апреля 1849 г. принял Декларацию независимости Венгрии и провозгласил династию Габсбургов низложенной. Уже тогда племянник австрийского императора Фердинанда I Франц Иосиф, в пользу которого тот отказался от престола, обратился к Николаю I с просьбой о вооруженной помощи. 21 мая в Варшаве состоялась их встреча. В июне русская армия под командованием И. Ф. Паскевича вошла в Венгрию, и уже 31 августа повстанцы окончательно сдались ей и сложили оружие.

Это вся современная мысль после ее разрыва с Церковью. — Тютчев рассматривал западную цивилизацию с ее «антихристианским рационализмом», невнятным гуманизмом и гипертрофированным индивидуализмом как следствие «революционного» отпадения человека от Бога (см. коммент. «Россия и Революция». С. 319–320^*) и Вселенского Православия, знаменательным этапом на длительном пути которого становится для него трехвековое развитие секуляризирующейся культуры после Реформации (см. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 375–377^*). П. Я. Чаадаев в отклике о «России и Революции» солидарно размышлял: «Нельзя достаточно настаивать на том, что социальная драма, при которой мы в настоящее время присутствуем, есть прямое продолжение религиозной драмы XVI века, этого гордого протеста человеческого разума против авторитета предания и против духовного принципа, — разума, стремящегося владычествовать над обществом. И вот вскоре обнаружилось, что этот протест, казавшийся самым зрелым умам эпохи столь законным и который действительно был таковым, но от которого тем не менее зависело все будущее народов Европы, сперва внес анархию в религиозные идеи, а затем обрушился на самые основы общества, отвергнув божественный источник верховной власти» (Чаадаев. С. 339–340). В оценке Реформации и Тютчев и П. Я. Чаадаев сближаются с Ж. де Местром, видевшим в ней нигилистический бунт индивидуального разума против всеобщего католического принципа богоустановленной власти и определявшим ее как религиозную и социальную ересь. «Протестантизм — великий враг Европы, которого надлежит задушить всеми возможными, кроме преступных, средствами. Это — гибельная язва, беспрерывно разъедающая все верховные власти, дитя гордыни, отец анархии, универсальный растлитель» (Maistre J. de. Ecrits sur la Révolution. P., 1989. P. 219). В отличие от Ж. де Местра и П. Я. Чаадаева Тютчев не только не проводил противопоставления между католицизмом и протестантизмом, но в первом находил источник второго, необходимую среду и почву для «всей современной мысли после ее разрыва с Церковью».

…это апофеоз человеческого я в самом буквальном смысле слова. — См. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 324^*.