Том 3. Ранние и неоконченные произведения

— Цоб! Цоб! Цобе! — гудели десятки голосов, и слышалось посвистывание ременных плетей и щелки по бокам неуклюжих волов…

— Эй-раз! Эй-два! — протяжно раздавалось со стороны работающих по стаскиванию под откос полотна, и, понемногу подвигаясь, рельсы и шпалы скользили вниз.

Между народом проезжали и проходили наблюдающие за работой бандиты. Они перешучивались с бабами и девками и сурово покрикивали на мужиков.

Атаман подъехал поближе и окрикнул:

— Бог на работе помочь!

— Спасибо! — раздалось несколько десятков голосов в ответ.

Он проехал взад и вперед мимо работающих, выругал за то, что мелко срывают насыпь, но в общем работами остался доволен.

Атаман заехал в соседнюю деревушку. Отдохнул, плотно закусил жареным гусем, основательно выпил и отправился обратно.

— Слушай, — спросила его на обратном пути Сонька. — Что же ты не думаешь об отряде? Ведь писал тебе Шакара!

— А вот приедем, узнаем. Ночью Могляк их должен потревожить с тылу. Сегодня я пошлю за тем же Оглоблю, завтра Борохню, а послезавтра двинусь и сам.

— Послезавтра! — капризно протянула та. — До послезавтра еще долго, а я хочу сегодня.

— Сегодня, душечка, нельзя.

— Почему нельзя?

— Потому что нужно потрепать их сначала, а не то нарваться здорово можно. Юнкера ведь все-таки ихние.

— Юнкера! — с озлоблением бросила она. — Раньше действительно юнкера были, а теперь у них — одна дрянь. Всякий сиволапый — тоже юнкер…

Она не кончила. Битюг остановился и посмотрел в бинокль.

— Кого это так дьявол несет? — сказал он недоумевая. — Скачет кто-то, точно за ним черти гонятся.

Теперь уже и невооруженным глазом можно было видеть, как всадник, склонившись к седлу, бешеным аллюром мчался по полевой дороге.

— В чем дело? — беспокойно крикнул Борохня, когда, наконец, взмыленная лошадь с пыльным седоком поравнялась с ними.

— Атаман! — ответил седок, едва переводя дух, — беда! Могляк убит, и сотня его почти целиком пропала.

— Как! — побагровев от волнения, рявкнул тот, — откуда ты знаешь?

— Сейчас прибежали несколько из уцелевших ребят.

— Собачий сын!.. баба!.. — разразился градом ругательств по адресу погибшего Могляка атаман и, ударивши шпорами, понесся вперед к лагерю.

Как встревоженный осиный рой загудел бандитский лагерь. Еще бы! лучший сотник! Еще только недавно прибежал из деревни мужик и сообщил, что утром возле деревни отряда не оказалось, и он словно пропал куда-то ночью. Еще только недавно всыпал Оглобля этому мужику пару плетей за то, что вовремя не доглядел и поздно сообщил об этом, как прибежали два бандита и поведали о разгроме лучшей банды.

— Да! — Гневно шагал атаман по палатке. — Выслать во все стороны пешие и конные разведки. Отряд разыскать; посты к ночи удвоить.

Через несколько минут потянулись пешие разведывательные партии, и легко понеслись куда-то три небольших конных отряда.

— К чёрту! — говорил атаман, — мало ли что юнкера, — нас втрое больше. В случае чего и Шакару можно попросить. Не даст, скотина! Он таких дел недолюбливает: ему бы наверняка. Поезд сначала спустить, а потом ограбить, на обозников каких-либо напасть, а прямо-то он не любит.

— Не даст — и чёрт с ним! Мы и сами не хуже его сделаем дело.

В лагере не было слышно ни обычных пьяных криков, ни песен, и настроение было подавленное. Повсюду кучками толковали о случившемся.

— Жалко Могляка!

— Чего жалеть-то? Ты за своей башкой смотри.

Послышался торопливый топот. К атамановой палатке подскакал какой-то хохол без шапки, без седла и быстро говорил о чем-то Забобуре.

— Что там такое? — спросил выходя «сам».

— Отряд вернулся и стоит на прежнем месте.

— Ага! — довольно воскликнул атаман, — теперь расквитаемся! Заруба! Карасю приказ: завтра к ночи встать позади отряда, поблизости. Борохня! наши от Сыча-мельника вернулись?

— Вернулись.

— Порошок привезли? Давай их сюда. Ну, что, где? — спросил он кого-то из вошедших.

— Вот! — и тот передал ему небольшой, завязанный из грязной тряпочки, узелок.

— Кто из Дубков сообщение привез?

— Вавила-косой.

— Давай его ко мне.

В палатку вошел все тот же прискакавший с донесением об отряде хохол и низко поклонился.

— Откуда солдаты воду берут? — спросил его атаман.

— То-ись как? — не понял тот.

— Ну из деревни… из речки?

— Не! из колодца, что возле Яковой мельницы.

— В чем обед варят?

— Кухня у них есть такая, на колесах.

— Вот что, Вавила! Вот тебе порошок и чтобы завтра до обеда он уже был в колодце.

— Никак невозможно! — ухмыльнулся мужик.

— Как невозможно, дубина! Вот я тебе стукну по башке, так будет возможно!

— Народу всегда там ихнего много.

— Мало ли что много. Долго ли кинуть!

— Ладно, попробую.

— На вот, попробуй! — крикнул атаман и вытянул несколько раз мужика плетью, — чтобы ты у меня больше не пробовал, а точно делал, как говорят.

— Что же… Сделаем, — согласился Вавила. — Если уж такое от вашей милости строгое приказание, — сделаем.

— Ну то-то! А ночью я у вас сам буду.

Атаман отослал мужика и злобно пробормотал:

— Могляка разбили! Я вам покажу… С-собачья коммуна!

XVII.