Том 3. Ранние и неоконченные произведения

Скромная золотоискательница Корякина очень подозрительно быстро превращается в гражданку Корякину, в жену одного из работников приискового управления.

Цыганенко определенно спятил с ума: уже в четвертый раз огребает пиджаки, мануфактуру, костюмы и фуфайки.

Некто безымянный собирается в холодную зиму шить себе трехметровые трусы.

А тут еще бог знает откуда взялся зуботехник.

Какой зуботехник? Откуда? С каких это пор зуботехники стали считаться приисковыми рабочими или старателями? Какие он разрабатывает россыпи? Где разыскивает самородки?

Или, может быть, обнаружив золотой зуб во рту пациента, он с веселыми криками собирает свои выдергивательные инструменты, останавливает бормашину и бежит делать заявку на обнаруженную им золотоносную площадь?

Самойлов!

…Отфрахтуй и выдай Савину черную шаль, необходимую ему для отвезения и привезения его жены из больницы.

…Отпусти для Бондарчука, которому нездоровится, одну бутылку спирту.

…Выдай через Савченко т. Хеврину для бригады бухгалтеров два литра спирту.

…Замени Упорову серое сукно на черное.

Теперь уж совершенно очевидно, что честные приисковые рабочие здесь совершенно ни при чем. Все эти: Савин, которому «для отвезения и привезения» нужна черная шаль, Бондарчук, которому нездоровится, наконец, эта предводительствуемая Хевриным отчаянная «бригада» бухгалтеров(?), жаждущих дефицитного спирта, — все это, как и все упоминаемое выше, не рабочие и не золотосдатчики, а местные селемджино-буреинские работники районных организаций и группового управления Союззолото.

И, наконец, последняя записка. Адресована она, по-видимому, самому Кожевникову. Написана она кривыми и подозрительно качающимися буквами. Подпись отсутствует.

Сережа!

Не откажи в просьбе, дай спирту сему подателю. Нужно для одного обстоятельства.

Каково это неотложно требующее спирта «обстоятельство», Сережа понял, по-видимому, и без пояснений. Следует резолюция:

Самойлов, выдай два литра.

А на отдельной бумажке приписано:

Отпусти еще хлеба, луку, масла экспортного и одну рыбу. Рыбу дай им соленую из бочки.

С января месяца по май тридцать второго года таких записок накопилось в лавке и на складе около тысячи штук.

Было бы неправильным подозревать селемджино-буреинских работников в подлогах и в преднамеренно злостных преступлениях. Ничего подобного! Все это делалось совершенно официально, и на обороте каждой записки пометка: «Отпустить за наличный расчет». И тем не менее это безудержное разбазаривание специальных фондов не может квалифицироваться иначе, как прямая растрата.

Но, может быть, в Селемджино-Буреинском районе собрались такие уже особенно легкомысленные и беззаботные ребята? Может быть, этот район является исключением?

Так ли? А что, если посмотреть, нет ли таких записок и записочек из магазинов и распределителей в других районах?

А что, если мы предложим всем завмагам, завскладами и распределителям опубликовать через печать тексты записок, а также фамилии писавших всякие, по существу, незаконные и вымышленные требования на выдачу остродефицитных продуктов и товаров то «ввиду неотложной необходимости», то «ввиду отъезда», «ввиду командировки», ввиду очень сомнительных болезней и совершенно несомненного отсутствия понимания всей постыдности этаких шкурнических способов самоснабжения?

При острейшем недостатке в крае промышленных товаров мы направляем эти товары на улучшение снабжения рабочих наиболее важных и ответственных участков хозяйства. В то же время находятся и такие мерзавцы, которые растаскивают дефицитные товары, расхищают народное достояние, и такие, которые транжирят, раздают направо и налево доверенные им государством товары. И те и другие срывают нашу работу. Эти «сосуны» народного имущества — враги народа, и с ними нужна жестокая, беспощадная расправа.

Вероятно, при одной мысли о возможности такого опубликования кое-кому станет не по себе, потому что где-либо на складах лежит подшитая к делу и его липовая бумажонка с распиской «о получении черной шали для отвезения», с требованием «отпустить полдюжины женских чулок ввиду острого катара желудка». А то и вовсе какая-нибудь разухабисто-откровенная:

…Сережа, выдай!

Сережа-то, может быть, и выдаст, благо ползучий подхалим еще далеко не отовсюду выведен.

Но что скажут не Сережа, а те рабочие, для которых предназначались расхватанные товары? Что скажет КК-РКИ и прокуратура?

…Ой, нет!.. Не надо! Лучше бы Сережа не выдавал!

«Тихоокеанская звезда» (Хабаровск), 1932, 20 июня

1941

Ребята! *