Том 3. Рассказы. Очерки. Корреспонденции

— Пя-ать... пя-ать... четыре... пя-ать!..

Арапчонок с клеткой и полосатым зверем забрался между тюками и стал яростно натирать черные блестящие щеки такими же черными ладонями.

А из-за тюка хитро выглянула взмокшая потная голова мужичка с лохматыми бровями.

— Ты чего тут делаешь?

Арапчонок вскочил, испуганно вращая белками, а зверь замотал хвостом.

— Мая — персюк, твая — урус... Мая не трогал, твая не трогал... — и униженно закивал головой, причмокивая.

— Ну, ну, ну, — добродушно похлопал его мужичок, — ну, ну, не бойся, у каждого брюхо просит исть. Покажь нам покус.

Арапчонок весело защелкал языком:

— Ай, карош!.. Ай, спасиби!..

Взял клетку, дернул за цепочку чесавшегося задней лапой зверя, который побежал за ним вприпрыжку, поджав одну ногу, и вышел на середину палубы. Раскатал маленький сверточек, в котором был коврик и бубен. Коврик разостлал на палубе, открыл клетку и отвязал у зверя цепочку. Сам стал на коврик, вытянулся, поднял бубен над головой и ударил в него. Бубен гукнул и зазвенел, а арапчонок завертелся по коврику вьюном.

— Пожалте, каспада, пасматреть зверей, птиц и арапов.

Публика, ленивая и сонная от жары и скуки, обрадованно столпилась кругом. Отдохнувший купец расположился на скамье, расстегнув ворот. Лавочница села к столику, обмахиваясь платочком. Присел и монашек. Подошел, лукаво ухмыляясь, и мужичок, с лохматыми бровями, и старый казак в выгоревшей фуражке. И хотя жарко было и душно, наваливались друг на друга, вытягивали шеи, чтоб лучше рассмотреть.

Мальчишка, обвел всех белками глаз, снова ударил в бубен.

— Алло!

Полосатый зверь поднялся на задние лапы и стал танцевать. Зеленая птица, кланяясь, тоже стала танцевать, а арапчонок гибко прыгнул на руки, вскинул кверху ноги и забегал по палубе в кругу зрителей на руках.

— Ловко!..

— Ай да мастер!..

— Потому арап, у них так что кожа да жилы, костей нету.

— А кожа черная, — дюже солнце у них, одно слово — Африка.

Арапчонок два раза перевернулся в воздухе, стал на ноги и сделал публике ручкой.

— Браво!.. Молодчага!..

— Зверь-то до чего полосатый... И окотится же такое!..

Кое-кто из чистой публики гуляет наверху на капитанском мостике; подошли к перилам и, наклонившись, стали глядеть вниз на представление.

Арапчонок вытянулся, скрестил на груди руки.

— Алло!..

Полосатый зверь прыгнул ему на плечи, а зеленая птица взлетела зверю на голову. Так они подержались с минуту, потом птица слетела и зверь соскочил, а арапчонок опять сделал ручкой и сказал, блеснув белыми, как кипень, зубами:

— Живой пирамид. Теперь, каспада, объясню, какой такой дикий зверь у миня на цепе. Эта зверь — страшный американский зверь, по-нашему лев. Он живет на деревах, оттуда прядает на людей и пополам, пополам перегрызает человека одним духом...

— Ах, шут те возьми! Чего ж ты его привел на пароход? А как вспомнит про Америку, да зачнет тут полосовать народ.

— Хоть бы намордник надел, собак — и тех в намордниках водют.

— Это капитану надо обжаловать, — сердито сказал купец, — ежели кинется, тут от него никуда не скроешься.

Арапчонок завращал белками.

— Он, американский лев, он православный народ никак не кушает. Как православный, ходи под деревом хочь всю ночь, он нни-ни!..

— Что ж, он нюхом, что ль, православного разбирает?

— Нни-ни!..

— Как же он тебя, нехристя, до сих пор не сожрал?

— Нни-ни-ни!.. Я хозяин, я не велел...

— Стало быть, ручной, безопасно.

— Жорж, — спросила наверху дама в шляпе с белыми султанами, снисходительно глядя вниз, — неужели это — лев?

— Едва ли, — проговорил господин в золотых очках и в дорогой панаме, — в Америке не водятся львы того вида, который водится в Африке. Там — пума, как его называют, американский лев. Но тот, по-моему, значительно больше и строения другого, — пума принадлежит к семейству кошек. На мой взгляд, это скорее всего пятнистая гиена.

Внизу прислушивались.

— Слышь, господа сказывают — гиена.

— Это почище льва будет.

— Ты что же без намордника такого водишь?

— Беспременно капитану надо доложить.

Арапчонок зачмокал и замотал головой.

— Зачем бояться? Не бойся, ничего не будет. Алло!

Пятнистая гиена поднялась на задние лапки и стала опять танцевать, умильно качая головой. Зеленая птица взлетела ей на голову, крыльями соблюдая равновесие. Публика успокоилась.

— А это райская птица с острова Цейлона, — сказал арапчонок, достал из кармана рваный картуз и стал обходить публику. Стали бросать медяки. Сверху, сверкая, упали две-три серебряные монетки. Купец достал большой замазанный кошелек, похожий на кожаный мешок, долго рылся, нашел новую копеечку, потом положил и разыскал просверленную. Лавочница дала старый пятак, накрошила булки и кинула на палубу.

Райская птица слетела и жадно стала клевать; гиена тоже бросилась, хватая куски, и вдруг залаяла на птицу, а птица сердито и торопливо заговорила по-куриному: «Ко-ко-ко!..»

Все захохотали.

— Кобель!..

— А энто кочет!..

— Вот те гиена!..

Арапчонок испуганно схватил своих зверей. Кто-то поймал его за ворот.

— Братцы, да он сам-то белый!..

Купец побагровел.