Том 3. Русская поэзия

Понятно, что сюда же относится не только повторяющееся «помнить», но и повторяющееся «не забыть»: «Забудь меня! Так мне и надо! Лишь я не забуду, мой друг…» (Шефнер, 1946); «Ты думаешь, я забываю О мире, кипящем ключом?..» (Тихонов, 1937); «Забудут? вот чем удивили! Меня забывали сто раз…» (Ахматова, 1957). Еще одна повторяющаяся формула А. К. Толстого — это «И все мне до боли знакомо: Большой пионерский дворец, Бессонное зданье райкома, В котором работал отец…» (А. Коваль-Волков, 1972), «Мне все здесь знакомо до дрожи…» (Эренбург, 1947). Самым пространным итогом этой мемуарной семантики можно считать длинное «Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки… Пойдем же! Чем больше названий, Тем стих достоверней звучит…» Кушнера (1968), зачин которого подсказан Шефнером («Пойдем на Васильевский остров…», 1957) и которое, в свою очередь, вызвало подражания («Пройдем же по улицам старым — Названий таинственный спектр: За Конногвардейским бульваром Ложится Английский проспект…» (Абельская, 1977).

3б. Сон. К этой смежной теме Гейне особенно настойчиво толкал своих русских переводчиков и подражателей: «Во сне я милую видел…» (перевод Фета); «Во сне неутешно я плакал: Мне снилося — ты умерла…» (Михайлов); «Мне снилось: на рынке, в народе, Я встретился с милой моей…» (Майков); «Объятый туманными снами, Глядел я на милый портрет…» (Михайлов); «Мне снилось: печально светила луна…» (Вейнберг); «Закрою ль усталые веки И тихо забудусь во сне…» (Михайлов), — не говоря уже о стихотворении «Мне снился сон, что я Господь», которого из осторожности не переводили.

Главным откликом русской поэзии на эту тему был цикл Полонского «Сны» (1856–1860):

…Мне снилось, румяное солнце
В постели меня застает…
…Мне снилось, легка и воздушна
Прошла она мимо меня…

Последовавшие за этим более мелкие стихотворения также складываются в серию «Мне снилось…» не менее единообразно, чем в «Я помню…». Ср.:

Мне грезились сны золотые! Проснулся — и жизнь увидал… И думалось мне: отчего бы — В нас, в людях, рассудок силен — На сны не взглянуть, как на правду, На жизнь не взглянуть, как на сон! (Случевский, до 1880 года);

Мне снилось, что солнце всходило, Что птицы очнулись от сна… (К. Р., 1885);

Нам снились видения рая, Чужие леса и луга… (Бальмонт, 1895);

Мне снились веселые думы, Мне снилось, что я не один… (Блок, 1903);

Мне снилось… Сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи… (Вс. Рождественский);

…И если б я был коронован, Мне снились бы своды тюрьмы (Гумилев, 1911);

Я знаю, что сон я лелею, Но верен хоть снам я, — а ты?.. (Анненский, 1903);

Ты мог бы мне сниться и реже, Ведь часто встречаемся мы… (Ахматова, 1914);

Мне снилось какое-то море, Какой-то чужой пароход… (Тарковский, 1941);

Приснилось мне жаркое лето, Хлеба в человеческий рост… (Орлов, 1949–1953);

Мне берег приснился горбатый, Песчаника желтый обвал… (Дудин, 1960);

Приснился мне берег Катуни, Бегущей в алтайских горах… (В. Федоров, 1945–1950);

За тысячи верст от России Мне снятся московские сны… (Соколов, 1959);

Бывает, мне страшное снится, Но я пробуждаюсь в ночи… (Шефнер, 1977);

Мне снится такая реальность, Такая жестокая явь… (Мориц, 1976);

Товарищам что-нибудь снится: То лес, то цветы, то вода… (Прокофьев, 1953);

И снится мне, будто встаю я От тяжкого долгого сна… (Иванов-Классик, 1873),

и т. д., вплоть до почти пародического «Мне снилось, я — Анна Маньяни…» (Н. Полякова, 1980) или «На пятой неделе запоя Мне сон идиллический был…» (Е. Вензель, 1972).