Том 3. Сказки для умных

— Нет, что ты! — сказал Андрей. — Я пишу на другой стороне.

Я встал и подошел к нему. Весь стол был покрыт исписанными листами[19].

— Только цифры, формулы, знаки и значки и ни одного человеческого слова, — сказал я. — И давно ты встал?

— С рассветом, — ответил Андрей. — Я спал очень крепко, но потом меня словно что-то толкнуло. Я проснулся и сел сюда.

— Ты уже хорошо себя чувствуешь?

— Физически — не очень. Есть еще какая-то слабость, усталость. Но голова работает хорошо. Знаешь, я, кажется, прихожу к важному решению.

— Ты уже много раз приходил к разным важным решениям, а потом оказывалось, что это — ошибки.

— Нет, теперь — нет. Кажется, я на этот раз поймал черта за хвост. Совсем неожиданный вывод. Я даже сам не понимаю себя, как я мог до этого додуматься.

— По-моему, тебе следует как следует выспаться, отлежаться. А потом, на свежую голову, ты опять можешь заняться этим делом, — осторожно посоветовал я.

— Ты, кажется, думаешь, что я свихнулся? — засмеялся Андрей. — Если я и свихнулся, то со знаком плюс. Ты знаешь, если взять сто электронных машин и перед заданием расшатать их схемы, то девяносто девять машин впадут в технический идиотизм, а сотая может впасть в состояние гениальности и дать какое-то парадоксальное, но верное решение...

— Не буду спорить с тобой, — мягко ответил я. — А Нина все еще спит?

— Нет. Она на озере. Вот она стоит.

Я взглянул из окна вправо. Нина стояла на невысоком песчаном откосе и смотрела куда-то через озеро, вдаль. Ветер чуть шевелил ее платье. Солнце освещало ее сбоку, и она была очень хорошо видна.

— Девушка у обрыва, — сказал вдруг Андрей. — Как в одном стихотворении.

— Что за стихотворение? — поинтересовался я.

— Просто там девушка стоит у обрыва и смотрит вдаль. Перед ней озеро, кувшинки в воде; за ней — лес и утреннее солнце. А она стоит и смотрит вдаль. И кто-то смотрит на нее и думает: «Вот девушка стоит у обрыва и смотрит вдаль. Теперь я ее буду помнить всегда. Она уйдет в лес, а мне все будет казаться, что она стоит у обрыва. И когда я состарюсь, я приду к этому берегу и увижу: девушка стоит у обрыва и смотрит вдаль...»

— Не понимаю, чего хорошего нашел ты в этом стихотворении? Не люблю этих сантиментов... В Двадцатом веке и то лучше писали.

Андрей что-то пробормотал в ответ и уткнулся в свои записи, а я пошел на озеро. У самого берега росли в воде водяные лилии и купавы. Я пошел по шатким деревянным мосткам к открытой воде и долго умывался. Затем я пошел к Нине. Она все еще стояла на невысоком песчаном откосе и бесцельно смотрела куда-то через озеро.

— Нина, ты хорошо спала? — спросил я.

— Очень хорошо. Вначале мне мешали летучие мыши. Они все влетали в окошечко и вылетали. Но они совсем бесшумные. Сейчас они там спят вниз головой — такие забавные. А ведь когда-то люди боялись их.

— Нина, а ты не забыла об «Антологии»? — напомнил я. — Нам надо возвращаться в город.

— Нет, я останусь здесь на четыре дня, — спокойно ответила она. — Андрею нужно четыре дня покоя. Я буду готовить ему еду.

— Ну, не так уж он ослаб, чтобы ему нужно было готовить еду, — возразил я. — Больной Человек не встанет с рассветом и не сядет за стол, чтобы выводить какие-то бесконечные формулы. Если Человек болен, он лежит и не рыпается.

— Что? — переспросила Нина. — Лежит и что?..

— Не рыпается, — повторил я. — Это такое идиоматическое выражение Двадцатого века.

— Но я все-таки останусь, — сказала Нина.

— Что ж, поступай так, как считаешь нужным, — ответил я. — Как-никак, мы живем в Двадцать Втором веке и знаем, что разубеждать решившегося — недостойное дело. Если зрячий идет к пропасти — останавливающий его подобен слепцу.

— Ах, не читай мне школьных прописей, — досадливо ответила Нина. — И к пропасти я пока что не иду. — Она спрыгнула с невысокого откоса на береговой песок и, сбросив туфли, вошла в воду и стала рвать кувшинки.

— На тебе! — крикнула она, бросая мне цветок. — И не делай строгого лица.

Я вернулся в избушку. Андрей все корпел над своими формулами.

— Вот смотри, — сказал он, когда я подошел к нему.

Он показал мне одну из страниц, всю исписанную и исчерканную. Внизу, обведенная жирной чертой, видна была какая-то формула, очень длинная.

— Ну и что? — спросил я.

— Я нашел то, что искал. Теперь надо только проверять, проверять и проверять себя.

— Ладно, проверяй себя, а мне нужно возвращаться в город. Нина останется тут.

— Нина приносит мне счастье, — задумчиво сказал Андрей. — Никогда не верил в такие вещи, но она приносит мне счастье.

Я отправился в город. Дойдя пешком до границы заповедника, я вызвал легколет и вскоре был в Ленинграде.

10. САПИЕНС сказал: Да

Вернувшись в Ленинград, я так погрузился в работу над «Антологией Забытых Поэтов XX века», что на время позабыл все и вся. Правда, мне не хватало Нины — ее помощь была бы весьма ощутимой, но тем не менее работа моя двигалась. Целые дни я проводил в трудах и лишь изредка покидал свой рабочий стол, чтобы подышать свежим воздухом.