Том 3. Советский и дореволюционный театр

Тут кто-нибудь может еще раз сказать глупую фразу: все назад да назад — к пассеизму [48]. Но Маркс, учениками которого мы являемся, признавал комедию и трагедию греков, как и их скульптуру, непревзойденными в дальнейшей цивилизации, допускал даже мысль, что, может быть, никогда искусство не поднимется на такие высоты глубочайших и в то же время пластически многообразных обобщений ⁹.

Мы уже вступаем в настоящее время, правда, только на первые, шатающиеся ступени громадной лестницы мощного ренессанса искусства на почве новой живой общественности. Естественно, что, поднимаясь по этой лестнице, мы формальнобудем подходить к тому, что являлось вершиной трагедии, бытовой драмы, сатирической комедии и фарса во времена, когда каждое из этих поэтических растений цвело наиболее пышным цветом. Из этого отнюдь нельзя сделать вывод, что соответственные наши достижения будут в чем-либо, кроме известных формальных сторон, тождественны или даже схожи с классическими образцами. Жизнь нашего глубоко народного, глубоко демократического, в лучшем смысле слова, общества создаст условия для возникновения театра, по напряжению своему равного театру античному, театру шекспировскому и т. д. Но она, конечно, в корне иная. И те крупнейшие поэты и театральные работники, которые в скором времени создадут давно неслыханный расцвет театрального искусства СССР, будут работать в нем совершенно иначе, в ином материале, исходя из иных принципов, стремясь к иным целям, чем их предшественники, памятники которых стоят на самых высоких кряжах искусства. Среди работников, поднимающихся сейчас по первым ступеням этой лестницы, особенно выразительно рисуется разнообразная, до высших пределов заряженная творческим электричеством фигура Мейерхольда.

Итоги драматического сезона 1925–1926 г *

Сезон 1925-26 года представляет, несомненно, значительный интерес. Это был сезон органического развития тех театральных начал, осуществление которых стало заметным уже в прошлом году. Могу сказать, что лично я с самого начала предсказал те пути послереволюционного театра, на которые он сейчас и вступает. Я говорил всегда о том, что театр должен быть идейным, так сказать, художественно информирующим, что в нем должны вновь чрезвычайно ярко проглянуть черты реализма, что театр вновь будет стараться стать живым зеркалом окружающей действительности. Именно в этом смысле я провозглашал лозунг «назад к Островскому». Я могу считать мое предсказание полностью оправдавшимся.

Однако из этого не следует, чтобы стоящие на моей точке зрения могли чувствовать себя вполне удовлетворенными. Во-первых, этот ориентирующий современный театр, который, очевидно, может покоиться лишь на достижениях новой драматургии, еще нельзя признать вполне зрелым; а затем — ориентирующий реалистический театр есть только этап в развитии революционного театра: настоящее возрождение революционного театра — в монументальных пьесах социально-этического характера, могущих вызвать настоящее потрясение зрителей и бросить в массы в художественно выработанном виде выкристаллизованные передовыми рядами нового общества активные жизнестроящие принципы.

О такого рода пьесах мы в прошлом сезоне еще ничего не слышали, да вряд ли и стоит браться за них в настоящее время, ибо этой высокой степени, вообще редко достигавшейся мастерами лучших художественных эпох истории человечества, мы, вероятно, еще не так скоро достигнем.

Таким образом, наиболее передовой формой театра драматического в настоящее время является именно бытоописательный театр, со стремлением к анализу этого быта и уяснению его смысла, стало быть, — художественная пропаганда на основе театрального показа. При этих условиях драматургия становится ключом к пониманию всего значения театра, и с нее приходится начинать.

Еще недавно Мейерхольд заявлял, что он из всякой пьесы может сделать хороший спектакль, еще недавно Таиров утверждал, что текст пьесы играет не большую роль, чем театральная конструкция, освещение, костюмерия и т. д. Теперь же эти директора — так же, как и все остальные — гоняются за пьесами и тоскуют по драматургу.

Можно ли сказать, что наша драматургия безнадежно отстала от этих требований театра, отражающих, в свою очередь, требования публики? Нет, этого сказать нельзя.

Не будем и преувеличивать, не будем говорить о наступившем уже расцвете новой драматургии. Но я утверждаю, что истекший год гораздо богаче драматургическими произведениями, чем любой год за всю историю театра, за исключением немногочисленных годов появления того или другого солнца драматургии, какого-нибудь шедевра, вроде «Горя от ума», «Ревизора», «Грозы» и т. д.