Том 3. Советский и дореволюционный театр

«…Уже давно высказывал я такую мысль — и это одна из заветнейших моих мыслей, — что самая высокая форма театра предполагает живое соединение слова и музыки, что настоящей атмосферой драматического действия является именно такое соединение… Само собою разумеется, что этот музыкально-драматический театр будет довольно разнообразен и многогранен, но чувствуется в нем нечто основное, именно какое-то поднятие жизни на особо торжественную и значительную плоскость на крыльях музыки, а вместе с тем подчинение аритмичного человеческого слова и аритмичных человеческих движений в одно и то же время свободному и внутренне необычайно размеренному ритму, что возможно лишь в атмосфере музыки.

В Ваших первых опереттах Вы создали зрелище изящное, влекущее, поднявшее комическую оперу в смысле художественной законченности на редко достигавшуюся до сих пор высоту. Большие горизонты развернулись перед Вами на достигнутой Вами высоте. Я хорошо помню, как Вы говорили, что режиссерская работа над спектаклем без музыки кажется Вам пресной и лишенной какого-то всеобъединяющего духа…

„Карменсита“ многим показалась спорной. Я и до сих пор не совсем примирился с нею. Я понимаю, какие именно стороны драмы Мериме-Бизе привлекли Ваше внимание и заставили Вас именно над этим материалом сделать Ваш глубокий эксперимент создания в своем роде философско-музыкальной трагедии. Острый реализм этой пьесы, на реальном факте дающей прощупать какие-то глубинные линии человеческой жизни, естественно привлек Ваше внимание. Но самая музыка Бизе, написанная, на мой взгляд, с таким расчетом, чтобы поднять драму до большего внешнего праздничного блеска, — быть может, это даже некоторая ошибка Бизе, — но, несомненно, им написана на сюжет о любви Кармен и Хозе гранд-опера гениальная, своеобразная, но все же гранд-опера. Поэтому перевод блестящего музыкального праздника, каким обыкновенно шумит над нашей головой нарядная „Кармен“ больших оперных театров, на углубленную, до своей эссенции доведенную музыкальную трагедию, не мог быть всеми принят как бесспорное возвышение этой пьесы на более высокий уровень.

Со всем тем я считаю Вашу обработку „Кармен“ поразительной. Несомненно, здесь проглядывает какое-то интереснейшее лицо какого-то грядущего театра; несомненно, здесь живет настоящая трагедия; как опыт, как отправный пункт пути, как образчик высокого вкуса и проникновенного отношения к серьезнейшим театральным исканиям „Карменсита“ должна быть признана важным явлением…»

(«Искусство трудящимся», 1925, № 26, 26–31 мая, стр. 12–13).