О, кто бы ни был ты, чье ласковое пеньеПриветствует мое к блаженству возрожденье,Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,Указывает путь и посох подает;О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,Иль юности моей товарищ отдаленный,Иль отрок, музами таинственно храним,Иль пола кроткого стыдливый херувим, –Благодарю тебя душою умиленной.Вниманья слабого предмет уединенный,К доброжелательству досель я не привык –И странен мне его приветливый язык.Смешон, участия кто требует у света!Холодная толпа взирает на поэта,Как на заезжего фигляра: если онГлубоко выразит сердечный, тяжкий стон,И выстраданный стих, пронзительно-унылый,Ударит по сердцам с неведомою силой, –Она в ладони бьет и хвалит, иль поройНеблагосклонною кивает головой.Постигнет ли певца незапное волненье,Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, –«Тем лучше, – говорят любители искусств, –Тем лучше! наберет он новых дум и чувствИ нам их передаст». Но счастие поэтаМеж ими не найдет сердечного привета,Когда боязненно безмолвствует оно…. . . . . . . . . .
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок.Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея. Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал.Нимфа плод понесла восторгов влюбленного бога; Меж говорливых наяд, мучась, она родилаМилую дочь. Ее прияла сама Мнемозина. Резвая дева росла в хоре богинь-аонид,Матери чуткой подобна, послушна памяти строгой, Музам мила; на земле Рифмой зовется она.
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний. Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный, Плату приявший свою, чуждый работе другой?Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи, Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
Глухой глухого звал к суду судьи глухого,Глухой кричал: «Моя им сведена корова». –«Помилуй, – возопил глухой тому в ответ, –Сей пустошью владел еще покойный дед».Судья решил: «Почто ж идти вам брат на брата,Не тот и не другой, а девка виновата».