Том 3. Стихотворения 1921-1929

Живу в грязной сербской гостинице, переполненной русскими, бежавшими от большевиков. Стены тонкие, все разговоры слышны. В соседней комнате с утра до ночи гвардейский полковник кого-то убеждает: «Я меньше чем на крепостное право не пойду!»

(Белогвардейское письмо из Сербии.)

Где-то в Сербии, в Белграде,
Не достать отсель рукой,
Ходит он при всем параде,
Неуступчивый такой!

Уж мы молим: «Бога ради!
   Сделай милость, уступи!»
Но… в гостинице, в Белграде,
Ходит он, как на цепи.

Ходит он и все бормочет
   Неизменные слова:
«Уступить?! – Он зло хохочет. –
Нет уж, дудки! Черта с два!»

Что нам делать, боже правый?
   Как подумать, жуть берет:
Неужель полковник бравый
   Так, не сдавшись, и помрет,

Чтоб затем, зловещей тенью
   К нам являясь раз в году,
Бормотать: «От жизни… к тленью…
   Я на меньшее нейду»!

Семена *

(Из моего детства)

Самовар свистал в три свиста.
Торопяся и шаля,
Три румяных гимназиста
Уплетали кренделя.

Чай со сливками любовно
Им подсовывала мать.
«Вновь проспали! Девять ровно!
Надо раньше поднимать!

Все поблажкам нет предела!» –
Барин ласково гудел.
Мать на младшего глядела:
«Вася будто похудел…

Нету летнего румянца!..»
Состоя при барчуках,
Тятька мой три школьных ранца
Уж держал в своих руках,

А за ним пугливо сзади
Я топтался у дверей.
Барин снова: «Бога ради,
Мать, корми ты их скорей!

Вот! – он к тятьке обернулся. –
Сколько нам с детьми хлопот.
Из деревни твой вернулся?
Разве зимних нет работ?

А, с книжонкою мальчишка?!
Велики ль его года?
Покажи-ка, что за книжка?
Подойди ж, дурак, сюда!»

Я стоял, как деревянный.
Тятька подал книгу вмиг.
«М-да… Не-кра-сов…Выбор странный!..
Проку что с таких-то книг?!

Ну, стишки!.. Ну, о народе!..
Мальчик твой по существу
Мог бы лучше на заводе
Обучаться мастерству!..

Или все мужичьи дети
Рвутся выйти в господа?..
И опять же книги эти…
Сколько скрыто в них вреда!..

Дай лишь доступ в наше время
К их зловредным семенам!!»
Тятька скреб смущенно темя:
«Что уж, барин!.. Где уж нам!..»

Я со страху и печали
На ногах стоял едва,
А в ушах моих звучали
Сладкой музыкой слова[2].

   «Ноги босы, грязно тело,
   И едва прикрыта грудь…
   Не стыдися! Что за дело?
   Это многих славных путь.

   . . . . . . . . . . . . . . .

   Не без добрых душ на свете –
   Кто-нибудь свезет в Москву,
   Будешь в университете –
   Сон свершится наяву!

   Там уж поприще широко:
   Знай работай, да не трусь…
   Вот за что тебя глубоко
   Я люблю, родная Русь!»

Обманутая мадам *

(Беглая русская буржуазия)