Вы Хлебникова виделилишь на гравюре.Вы ищите слов в неми чувств посвежей.А я гулял с нимпо этой буре –из войн, революций,стихов и чижей.Он был высок,правдив и спокоен,как свежий, погожийсентябрьский день.Он был действительнобедный воин –со всем, что рождалобездумье и лень.Глаза его –осени светлой озера –беседу с лесною вели тишиной,без словхолодя пошляка и фразерасуровой прозрачностью ледяной.А рот –на шиповнике спелая ягода –был так неподкупноупорен и мал,что каждому звукуверилось загодя,какой бы он шелестни поднимал.И лоб его,точно в туманы повитый,внезапно светлел,как бы от луча,и сердце тянулось к нему,по видуего из тысячей отлича.Словно в кристалл времена разумея,он со своихнедоступных высотведал –за тысячудо Птолемеяи после Павлована пятьсот.Он тек через пальцыневыгод и бедствий,затоптанный в пыльсапогами дельцов.«Так на холстекаких-то соответствийвне протяженияжило Лицо».Он жил –не ищани удобства, ни денег,жевал всухомятку,писал на мостах,граненого словавеликий затейник,в житейских расчетахпрофан и простак.Таким же, должно быть,был и Саади,таким же Гафизи Омар Хайям, –как дымные облакина закате –пронизаны золотомпо краям.Понять егомедленной мысльюне траться:сердечный прыжокдо него разгони!..Он спална стихами набитом матрасе, –сухою листвоюшуршали они.Он складывал их в узелоки – на поезд!Внезапный входил,сапоги пропыля:и люди добрели,и кланялись в поясему украинские тополя.Он прошумел,как народа сказанье,полупризнани полуодет, –этот,пришедший к намиз Казани,аудиторий зеленых студент.И, словно листьяв июльском зное,пока их бури не оголят,встретились,чокнулисьэти двое –сила о силу,талант о талант.Как два послабольших держав,они сходилисьцеремонно.Что тот таитв себе, сдержав?Какие за другим знамена?«Посол садов, озер, полей,не слишком лидремотно знамя?»«А ты?Неужто веселейтвой городс мертвыми камнями?»«Но в городелюди живут,а не вещи!Что толку описыватьклюв лебедей?!»«Но лебеди плещут,а рощи трепещут…Не вещи ли делаетразум людей?Завод огромен и высок.Но он –клеймом оттиснутв душах.Не мягше лиморской песок,чем горыситцевых подушек?»«Не тверже лисухой смешок,дающий пищужерлам пушек?»«Да,миром владеетбездушный Кащей…Давайте устроимвосстанье вещей!Ведь: слово „весть“и слово „вещь“близки и родственны корнями, –они одни – в веках –и естьлюдского племениорнамент!Смотрите же,не забудьте обещанья:отныне –об одних больших вещахвещанье».Такой разговор,может, в жизни и не был;лишь взглядов обменда сердец перебой.Но старую землюпод новое небоони поклялисьперекрыть над собой.Маяковский любилВелимира, как правду,ни пред кемне складывающуюся пополам.Он ему доверял,словно старшему брату,уводившему за рукувдаль, по полям.Он вспоминал о нем,беспокоился,когда Хлебниковпропадал по годам:«Где же Витя?Не пропал бы под поездом!Оборвался, наверное,оголодал!»А Хлебников шел по Россиинеузнанный,костюм себе выкроивиз мешков,сам –поездс точеными рифмами-грузамипо стрелкамсочувствий,толчкови смешков.Он до пустыни Иранадонашивалчистый и радостныйзвучности груз,и люди,не знавшие говора нашего,его величалиДервиш-урус.Он шел,как будто земли не касаясь,не думая,в чем приготовить обед,ни стужи,ни голода не опасаясь,сквозь чащулюдских неурядиц и бед.Бывало, его облекут,как младенца,в добротную шубу,в калоши,и вотнеделя пройдет и –куда это денется:опять – Достоевского «Идиот»!Устроят на место,на службу пайковую:ну, кажется, естьи доход и почет.И вдругзамечаешь фигуру знакомую:идет,и капель ему щеки сечет.Идет и теребитот пуговиц ниточки;и взгляда не встретишьмудрей и ясней…Возьмешь остановишь:«Куда же вы, Витечка?»«Туда, –отмахнется, –навстречу весне!»Попробуйте вот,приручите, приштопайте,поставьте на местобродячую тень:он чуялв своем безошибочном опытету свежесть,что в ноздри вбираетолень.Он ненавиделфальшь и ложь,искусственных чувствоболочку,ему, бывало, –вынь да положьна столхрустальную строчку.Он был Маяковскоголучший учительи школьную дверь запахнулнавсегда…А вы – в эту дверьнапирайте,стучите,чтоб не потерятьдорогого следа!