Том 3. Странники. Рассказы. Очерки (1942-1944)

— Нет, пожалуй, от Амельки. Ах, черт… А как же Крым? Ужасно хочется пошляться. А тут сиди да сиди. Хоть бы коротенького винта дать, ну, закатиться бы денька на три, ухрять куда-нибудь в трущобу, в лес, а там опять вернуться. Нет, пожалуй, Иван Петрович уши до колен оттянет. Ну что ж, пусть оттягивает: уши свои, им ничего не сделается — они из кожи.

Инженеру Вошкину все это хоть бы хны. Зато всласть нагуляется, в трущобах побывает, может, Змея-горыныча какого в лесу встретит, может, Бабу-ягу. А с Бабой-то Ягой он завсегда справится: у него рыбий зуб морской собаки есть… Хряй, Павлик, хряй!

В таких мечтах мальчонка сам не свой слонялся целый день, с гордостью всем совал письмо:

— Личное заказное, воздухоплавательной почтой, мне.

А вечером сказал Марколавне:

— Я, может быть, в экскурсию ненадолго пропаду, вы не бойтесь: я вернусь.

Потом, после ужина, удрал на берег реки, что против деревни, и предался созерцанию. Пришло в деревню стадо, слышалось мычание коров, блеяние овец, крики баб, девчонок. Наконец все стихло. Звезды показались в небесах. В болоте скрипуче перекрикивались коростели; при реке, под обрывом, вихрастый костер горел. Поздняя лодка скользко бороздила воду. От деревни с ветерком понесло запахом парного молока.

Инженер Вошкин сплюнул и с озорной неудовлетворенностью в голосе запел:

Сидит заяц на березе,
Никто замуж не берет!..

Вскоре закричали воспитанники:

— Вошкин! Эй, Павлик! Спать!

— На фиг, — сказал Инженер Вошкин, и, когда стали приближаться к нему спускавшиеся с горы голоса, он быстро, как белка, взмахнул на сосну. Мимо него прошли старшие мальчики вместе с Емельяном Кузьмичом и Марколавной.

— Лодка здесь, значит, он где-нибудь на атом берегу, — мудрствовала Марколавна.

А там, за рекой, тоже всполошились путаные голоса Инженер Вошкин вслушался и понял, что в деревне потерялась девочка: она ушла за коровой, да и заблудилась.

Наступала ночь. Деревня налаживала поиски пропавшей. Бабы пошли в одну сторону, к березовым рощам, мужики — в другую, в темный бор.

Инженер Вошкин сел в лодку и заработал веслами.

— Иришка-а! Эй, Иришка-а, иди домо-о-й!

Так кричали, надрываясь, мужики и бабы целый час.

Крики удалялись, замирали. Мужики, ругаясь черной бранью и попыхивая трубками, перли лесом напролом, орали, что есть мочи:

— Иришка-а!.. Эй!.. Иришка-а-а!

— Стой, вот она! — остановился похожий на колдуна мужик и, сверкая, как сыч, глазами, махнул фонарем направо в темневший ельник. — Иришка, ты?

— Нет, — хриплым баском ответил Инженер Вошкин, — я такая же мужчина, как и ты.

Мужики захохотали:

— Откудова? Шпитонец, что ли?

— Инженер. Изобретатель.

Мужики опять захохотали. Мальчонка весь нажилился, натужился и, чтоб подольститься к мужикам, звонко закричал:

— Иришка-а-а!.. Шагай сюды-ы!..

Меж тем восьмилетняя Иришка давным-давно благополучно вернулась. Опасаясь, что ее там же в лесу вздуют, она тихомолком прокралась, как мышь, домой и затаилась вместе с тараканами на печке. Мать сволокла ее оттуда за косу и надавала по щекам затрещин. А вскоре за ушедшими на поиски побежали оставшиеся в деревне. И звенело через темную сонную ночь то здесь, то там:

— Эй, бабы-ы! Идитя-я домо-о-ой!..

— Мужики да бабы!.. Домо-о-й!..

Инженер Вошкин пожелал остаться в лесу один. Он развел теплинку и, набросав хвойных веток, неплохо устроился возле огонька. Прилег, собирался испугаться лесных страхов, да сразу с устатка и уснул. Спит и видит, будто бы сидят вокруг него семь серых волков и хохочут по-верблюжьи, в левую ноздрю. Инженер Вошкин сказал: «Не боюсь. Съесть меня не можете. Я — человек казенный. Я советской власти телеграмму дам». Тогда один волк сказал: «Я — Иван Петрович», другой волк сказал: «Я — Емельян Кузьмич», третий волк сказал: «Я — самая главная — Марколавна», — сказал так, облизнулся и стал пудрить хвостом нос. Тогда первый волк сказал: «Давайте этого мальчишку есть, раз он дисциплину потерял». — «А что ж, давайте… Хам-ам!» — подхватили остальные.

Инженер Вошкин в ужасе открыл глаза, проснулся. Было утро. Лес кругом. Против мальчонки стояла настоящая собака, пестренькая и, прижимая к шее в кровь изъеденные комарами уши, полаивала на него.

— Собачка, собачка, — ласково покликал Инженер Вошкин. — Пошла к черту, пока я тебя не застрелил из сапога!

Собака убежала. Инженер Вошкин потянулся и провел по лицу ладонью. Ладонь покрылась кровавой грязцой: лицо пылало, саднило, будто натертое перцем, глаза затекли. Комары пискучим облаком вились возле него.

— Гады, всего изъели, — с раздражением пробурчал Инженер Вошкин, — Очень хочется жрать. Пожалуй, надо домой винтить.

Он оглянулся и не знал, куда идти: лес стиснул его со всех сторон, как комара.

— Сейчас компас направим, вострономию!.. — Он вынул круглую коробку из-под ваксы: там дрожала на иголке, деревянная, обтянутая свинцовой бумагой, стрелка. Мальчонка покрутил ее пальцем: она побежала-побежала, остановилась. — Ага, понимаю, северо-юг. — И он пошел, куда указывала стрелка, в противоположную сторону от дома, где он жил.