Том 3. У врат Молчания

И он разворачивает перед духовным взором человека все многообразие Вселенной. Все это — Он! Атман и бог солнца Вишну, ветер и мудрец Брихаспати, слон и поток Ганга, птица и бесконечное Время, правда и речь.

Все, что мощно, правдиво,
Крепко, прекрасно, постигни,
Из частицы Моего могущества возникло.
Но к чему тебе это множество знаний, Арджуна?
Утвердив весь этот мир преходящий,
Частицей себя Я пребываю [17].

Но Арджуне этого мало. Он жаждет узреть божье величие и насладиться им. «Яви мне себя, Непреходящий, владыка Йоги!».

И внезапно с Кришной происходит чудесная перемена. Перед Арджуной вырастает чудовищная фигура исполина. Сверкая «ярче тысячи солнц», с бесчисленными ликами, со множеством уст и очей, переливаясь в неземном убранстве, высится Он перед подавленным человеком. В нем мелькают и проносятся бесконечные миры. Это — грозный Хронос, поглощающий Вселенную, в нем сталкиваются жизнь и смерть, движение и покой, мрак и свет, его огненные глаза пылают, из чудовищных зевов торчат исполинские клыки Времени, на которых повисли те, кому суждено погибнуть. Арджуна видит, как род человеческий стремится к палящим устам Вечного…

Кошмарное видение подавляет человека, вызвавшего его; ему кажется, что он будет немедленно испепелен божественным огнем. «Я не могу узнать сторон, — вопит он в ужасе, — не нахожу спасения. Будь милостив, богов Владыка, Обитель мира!»

Это одно из самых величественных и волнующих мест в Гите. Не случайно именно оно пришло на ум Роберту Оппенгеймеру, «отцу атомной бомбы», когда первое термоядерное чудовище потрясло небо и землю. Устрашающие слова гремят над смертным:

Я, Время, продвигаясь, миры разрушаю,
Для их погибели здесь возрастая.
И без тебя погибнут все воины, стоящие друг против друга
В обеих ратях…
Рази не колеблясь!

Но Арджуна уже больше не может вынести этих слов и этого зрелища, как Фауст, призвавший дух земли, но потом сам ужаснувшийся его виду. Он умоляет Кришну принять прежний облик. И тысячерукий огненноглазый колосс исчезает, а перед Арджуной — опять его друг и наставник Кришна…

Великолепная в художественном отношении сцена «преображения» тем не менее наглядно показывает, насколько индийская мысль была бессильна освободиться от демонолатрии, от мании чудовищных образов, навеянных туземной культурой. Ничего, кроме страха, не испытывает Арджуна в момент преображения. Древний голос язычеств звучит в одиннадцатой песне, страх перед неумолимой Судьбой, отчаяние перед всепожирающим Временем. О, во сколько раз более был прав Моисей, запретивший изображать божество, чем тот, кто, попытавшись описать его сверхчеловеческую природу, измыслил фантом с бесчисленными руками и ногами, бесформенный, с окровавленными пастями, терзающими обреченные жертвы. Нет, это не Бог! Это — темная, разрушительная, демоническая сила, вызванная заклятием из бездны. Но, к счастью, в Гите это видение возникает лишь на миг, и вот снова — Бог является «в кротком своем виде» и утешает человека.

Арджуна продолжает спрашивать, ибо главная цель его — практическая: он хочет разрешить свои жизненные сомнения. «Достоверно скажи мне то, что я достигну спасения», — просит он Кришну.

И Кришна вновь и вновь повторяет главный тезис брахманизма: познание Высшего есть путь к спасению, оно и есть само спасение. Тот, кто обретает Атмана, освобождается от уз морали. Даже совершив убийство, он к нему непричастен. Он выше всего земного и всех временных целей. Он свободен и от культа. Мудрость есть высший культ. Нет ничего, что привязывало бы его к этому миру.

Арджуна должен идти в бой, но духовно парит высоко «над схваткой». Если он будет взирать на поле боя глазами Непреходящего, его не смутит ничто.

Горе тем, кто в этой жизни погрязал в страстях и низостях. Они будут ввергнуты неумолимой Кармой в новую жизнь. Но познавшего Атмана не захватит больше тягостный поток сансары, он не будет перевоплощаться.

Высшего покоя достигает лишь саньясин, т. е. совершенный.

В чем же тогда отличие кришнаизма от брахманизма? Оно заключается в том, что, согласно Кришне, не только мистическая отрешенность ведет к совершенству, но и бхакти — любовь, благоговение, вера.

Всякий, кто с доверчивым сердцем
Прибегает к Богу, не погибнет, кем бы он ни был.
Ищущие у Меня крова,
Хотя бы они были дурного лона:
Женщины, вайшьи, даже шудры,
Идут путем высочайшим.