Том 3. Властелин колец. Возвращение короля

— Что же вы обрели, Правитель? — девушка в упор взглянула на Фарамира, и он впервые заметил в ее глазах промелькнувшую затаенную нежность. — Что можно найти, находясь все в тех же стенах, и о потере чего стоило бы сожалеть? Давайте уйдем отсюда. Мне холодно. Я только не знаю, откуда этот холод. Я словно снова стою на краю пропасти и, не смея обернуться, ожидаю решения своей судьбы.

— Все мы думаем сейчас о судьбе, — осторожно ответил Фарамир.

Им казалось, что ветер притих, а солнце в небе умерило свой блеск. Словно ранние сумерки среди дня пришли в Город, и глуше стали звуки на улицах, и птицы замолчали в лугах, и молодая листва замерла на деревьях; не стало слышно даже их собственного дыхания, даже биения сердец, словно замерло время. Их руки встретились и сплелись, но они не заметили и этого, застыв в напряженном ожидании неведомо чего. Им казалось, что над гребнями далеких гор медленно вырастает и встает над миром змеящаяся молниями по верхнему краю волна Тьмы. Стены Города вдруг мелко задрожали, а земли вокруг словно вздохнули судорожно, и только тогда Йовин с Фарамиром снова почувствовали стук сердец в груди.

— Это напоминает мне Нуменор, — произнес Фара-мир и подивился звукам собственного голоса.

— Нуменор? — как-то растерянно переспросила Йовин.

— Да, Нуменор, прекрасную Эленну, поглощенную морем. Огромная волна поднялась тогда над холмами и зелеными равнинами, а перед ней катилась Тьма, и не было спасения. Мне часто снится конец Нуменора, — объяснил он.

— Ты думаешь, Тьма наступает снова? Тьма, Которой не Избежать? — Йовин внезапно приникла к плечу Фарамира.

— Нет, ведь это лишь образ, пришедший из сновидений, — мягко сказал Фарамир, заглядывая ей в лицо. — Я не знаю, как будет. Рассудок кричит мне о великом бедствии, о том, что мы стоим у конца времен, а сердце твердит — нет, и тело верит сердцу, ему легко, в нем надежда и радость вопреки всяким доводам. Йовин, Йовин, белый цветок Рохана! В этот час я не верю, что придет Тьма!

Он наклонился и поцеловал ее. Снова поднялся ветер. Он взвихрил и переплел их волосы, черные кудри Фарамира с золотыми локонами Йовин. Никакой тени не было и в помине, солнце сияло, освещая ясный мир и серебрясь в волнах Андуина. В домах люди запели от нечаянной радости, посетившей сердца, удивляясь самим себе и не находя причины.

После полудня с востока прилетел исполин-орел. Он принес наконец долгожданные вести. С неба несся громовой орлиный клекот.

Пойте, о люди Анорской твердыни,
Мир Саурона низвергнут навеки,
В прах обратилась Черная Башня!

Пойте же, люди Крепости — Стража,

Бдение ваше победе служило;
Сорваны, сломаны черные двери,
И воцарился на троне исконном
Победоносный Король!

Пойте, ликуйте, о Запада дети,

С вами Король ваш пребудет вовеки,
Мудрый, могучий и великодушный.

Мертвое дерево к жизни вернется,

И засияет возвышенным светом
Благословенный ваш край!

Пойте, о люди!

И люди пели на всех городских улицах.

А потом настали золотые дни. Весна в веселии передавала лету гондорские поля. От Кеир Андроса прискакали гонцы, и Город готовился к встрече Короля.

Мерри, не только выздоровевший, но и изрядно поздоровевший, отбыл с обозом к Осгилиату, а оттуда водой к Кеир Андросу. Фарамир принял правление; хотя и недолгим ожидалось оно, но Правитель должен был подготовить страну к приходу Короля.

Йовин осталась в городе, чем немало удивила брата, звавшего ее на Кормалленское поле. Она по-прежнему жила в госпитале, снова побледнела и, единственная во всем Городе, имела вид печальный и недужный. Здесь и отыскал ее Фарамир.

— Йовин! Почему ты не в Кормаллене? Ведь Йомер присылал за тобой!

— Разве ты не догадываешься? — тихо спросила она.

— По крайней мере две причины могу я назвать, но какая верна, не знаю. Тебя позвал только брат, а ты ждала другого приглашения — это раз; другая причина в том, что я не поехал в Кормаллен, и ты решила остаться вместе со мной. Впрочем, допускаю, что виновны обе причины, и ты сама не знаешь, какая важнее. Йовин, ты не любишь меня или не хочешь любить?

— Я хотела бы, чтобы меня любил другой, — тихо, но твердо ответила она, — а жалости мне не нужно.

— Знаю, — кивнул Фарамир, — ты хотела бы любви Арагорна. Он велик и знатен, а ты стремишься к славе и презираешь обычные земные дела. Ты в восторге от него, как новобранец от ветерана с маршальским жезлом. Да, он великий вождь, величайший из ныне живущих. Тебе достались от него понимание и жалость, и тогда ты в обиде отправилась искать смерть в бою. Теперь посмотри на меня, Йовин!

Она подняла взор и долго смотрела в глаза правителю.