Том 3. Во дни смуты. Былые дни Сибири

— Ишь, какая умная. А не слыхала, што у нас тута хрещеные по много баб держут? И дома, и на стороне… И девки наши не то бабы тоже двоих-троих мужей знают, да не явно, а потайно, крадучись… так лучше ж прямо, а?

Не отвечает девушка, только крупные слезы градом падают из глаз, окруженных темными кольцами.

— Да што с тобою? Али и впрямь больна была без меня?.. Скажи…

— Была… и теперь недужится… — торопливо отозвалась девушка. — Я… слышь… — совсем тихо заговорила она, покраснев до корней волос, — тута я… порошки твои пила, што ты давал про всяк случай… помнишь? Недели нет, как приймала… Еще не в себе после них. Много крови ушло.

— Во-о-т што!.. Ну, так я и тревожить тебя не стану! — протяжно отозвался Задор. — Ишь, какое дело!.. Неуж князенька так сумел? Чудно! Меня, чу, не было… А может, и ты по-будански жить стала тута без меня? — не то шутливо, не то с угрозой вырвалось у Задора.

Задрожала, помертвела девушка так, что стало жалко и загрубелому батраку.

— Ну, ну! Не трепыхайся, кралечка моя! Шутки шучу я… А, слышь, порошочки-то каковы! Как рукой сняло… хворь-то твою, которая девкам словно бы и не подобает. Ха-ха-ха!.. Ничего! Один Бог без греха… Я сам в грехах по уши завяз и вылазить не сбираюсь! Што уж мне тебя судить?.. Ну, прости, Христа ра… Не! По-новому сказать надо: «Ом-мани пад-ме хум». Так буданцы сказывают свою мольбу. Спи, отдыхай… Я ужо приласкаю тебя, как совсем оздоровеешь. Тогда сызнова и потолкуем, хочешь ли в степь со мною… Али будешь тут сидеть, ждать… у моря погоды! Прости!

Ушел Задор. Агаша сошла с постели, кинулась перед иконами на колени и до утра молилась о далеком друге, просила Бога, скорее бы освободил он из неволи раба своего Федора…

Глава IV ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА

Прошло еще два года.

Много событий, крупных и мелких, пронеслось за этот срок и в Сибири, и на Руси.

Убитый, подавленный неудачей вернулся Бухгольц, прожил до зимы в Тобольске, бродил повсюду, словно еще надеясь, ожидая чего-то, пока не вернулся из морского похода Петр и не вызвал к себе в Петербург неудачника.

Все по чистой правде рассказал он царю, не скрыл, что считает одного Гагарина виновником такой ужасной неудачи, но не имеет тому прямых доказательств в руках. Разве может указать, что еще при нем губернатор Сибири стал продолжать дело, начатое подполковником, только немного иначе. Послал раньше послов и к дикокаменным казакам, и к калмыцким ташпам, заверяя их в дружбе, объясняя случай с Бухгольцем каким-то недоразумением… В то же время от себя послал с людьми подполковника Ступина, который настроил ряд маленьких «острогов», подобрался к тому же Ямыш-озеру и двинулся к Зайсану, откуда прямой путь за золотом Эркета.

Слушает, соображает Петр, сопоставляет доклады Бухгольца с доносами Нестерова, который прямо передает слухи, будто от Гагарина пошли злые внушения, поднявшие кочевников против подполковника с его отрядом.

Совсем иное доложил Долгорукий, посланный царем на ревизию Сибири. По его словам, на местах там все идет хорошо. Гагарина любят, боятся, а новый губернатор старается укреплять власть царя в полудиком краю, изыскивает средства пополнить казну без особого обременения обывателей, именно так, как любит это Петр. И если нашел там ревизор некоторые непорядки и злоупотребления, то они исходят не от Гагарина, напротив, он борется с ними с первых дней приезда своего в Тобольск.

— А полк лишний драгунский, тысяча человек почти, зачем завел князь?.. С кем воевать собирается? — вдруг задал вопрос царь.

— И ничего не завел лишнего! — быстро отвечал Долгорукий, у которого на всякий спрос свое слово заранее приготовлено, по общему совету с Гагариным. — Просто гарнизон тобольский был, почитай, целиком взят Бухалтом в поход. А тут непокойно стало кругом. Надо было людей верстать для городской обороны и для рассылок. А когда в скорости и те люди вернулись, которые шли с Бухалтом на два, на три года, оказалось, что много их стало с прежними… Помаленьку князь и распускает лишних.

— А зачем ссорит князь Журухту с Хаип-ханом? К войне обоих подбивает, когда раней мирить их пытался да в согласие приводить… Не знаешь ли?

— И то слышал! — живо подхватил князь, язык которого густо позолотил Гагарин. — Как вышла беда с Бухалтом, и стал думать губернатор, што лучше этим двоим между собою резаться, чем в дружбе жить, крепнуть силами да на нас, на русских, зубы оскаливать, ножи точить… Пусть двое дерутся, а он радоваться будет, на их рознь глядя… Вот как говорил мне князь Матвей Петрович.

— Слышу… вижу: хорошо ты запомнил речи его умные. Ну, добро! Спасибо за службу…

Отпустил царь продажного слугу, но не успокоился.

Однако и заняться вплотную делом Гагарина не было времени. Война со шведами стояла на самом переломе, на крутом резу…

Только складывал Петр в своей памяти все, что касалось Гагарина и великой, богатой Сибири, чтобы в более удобное время заняться обоими.

Видя, что от Петра нет особенно грозных вестей, смелее стал Гагарин проявлять полноту и силу власти своей в Сибири, стараясь пустить здесь поглубже корни.