Том 3. Восхождения. Змеиные очи

О смерть! Я – твой. Повсюду вижу
Одну тебя, – и ненавижу
Очарования земли.
Людские чужды мне восторги,
Сраженья, праздники и торги,
Весь этот шум в земной пыли.

Твоей сестры несправедливой,
Ничтожной жизни, робкой, лживой,
Отринул я издавна власть.
Не мне, обвеянному тайной
Твоей красы необычайной,
Не мне к ногам её упасть.

Не мне идти на пир блестящий,
Огнём надменным тяготящий
Мои дремотные глаза,
Когда на них уже упала,
Прозрачней чистого кристалла,
Твоя холодная слеза.

«Сад чародейных прохлад…»

Сад чародейных прохлад
ароматами сладкими дышит.
Звонко смеётся фонтан,
и серебряный веер колышет.
Зыблется тихо гамак,
призакрытый отрадною тенью.
Дева, качаясь, лежит,
убаюкана счастьем и ленью.

Прутья решётки стальной
над кремнистой дорогою блещут.
Пыльные вихри встают
и полуденной злобой трепещут.
К прочной решётке прильнул
и задумался юноша кроткий.
Грустен и труден твой путь
перед сомкнутой крепко решёткой.

«Багряный вечер в сердце воздвигал…»

Багряный вечер в сердце воздвигал
Алтарь кручины,
И флёром грусти тихо обвивал
Простор долины.

Стояли клёны в тяжком забытьи,
Цветы пестрели,
С травой шептались ясные ручьи,
Струясь без цели,

Над нивой, над рекой обрывки туч,
Скользя, бежали,
И золотил их коймы поздний луч
Зарёй печали.

«Уныло плавала луна…»

Уныло плавала луна
В волнах косматых облаков,
Рыдала шумная волна
У мрачных берегов,

Уныло ветер завывал,
Качая ветви гибких ив, –
На мягких крыльях сон летал,
Тревожен и пуглив.

«Васильки на полях ослезились росой…»

Васильки на полях ослезились росой, –
Васильки твоих глаз оросились слезой.

Пробежал ветерок по румяным цветам,
Пробежала улыбка по алым губам.

И улыбка, и слезы, – и смех, и печаль,
Миновавшей весны благодатная даль!

«Мы устали преследовать цели…»

Мы устали преследовать цели,
На работу затрачивать силы, –
Мы созрели
Для могилы.

Отдадимся могиле без спора,
Как малютки своей колыбели, –
Мы истлеем в ней скоро,
И без цели.

«О, царица моя! Кто же ты? Где же ты?..»