Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Вильгельм I не сумел рассеять общее недовольство. Его простота и добродушие не искупали врожденной недоверчивости и вялости. Его либеральные стремления очень скоро были подчинены ретроградным предрассудкам. Вильгельм беспрестанно колебался между желанием привязать к себе подданных и страхом выказать слабость. Кроме того, убежденный в своем умственном превосходстве и в непогрешимости своих суждений, он установил режим личного и самовластного управления, тем более невыносимый для бельгийцев, что Вильгельм не постеснялся придать ему вполне голландский и протестантский характер. В придворном кругу считали, что старший сын короля, носивший официально титул принца Оранского и вскоре женившийся на дочери Павла I, великой княжне Анне Павловне, питает особую симпатию к Бельгии. Он был в Бельгии очень популярен, но стоял совершенно в стороне от государственных дел. Министры, которыми окружал себя Вильгельм I, почти без исключения были голландцы и стремились упрочить верховенство за северными провинциями. Притом выдающиеся деятели первых лет — барон Гогендорп, Фальк, ван Нагель, Рулль — не могли долго ладить с королем, который самое большее лишь советовался с ними и важные решения часто принимал без их ведома. Постепенно они уступили место советникам абсолютно послушным и покладистым, вроде министра юстиции ван Маанена, служившего и изменявшего последовательно нескольким режимам до Вильгельма I и справедливо прозванного «злым гением короля», или вроде министра внутренних дел ван Гоббельскроя, или статс-секретаря ван Стрефкерка, которого сравнивали с колоколом, безмолвствующим или трезвонящим по желанию государя. Таким образом, все бестактные меры и необдуманные декреты, на которые жаловались бельгийцы, исходили непосредственно от Вильгельма, и на него в значительной мере падает ответственность за те политические, экономические и религиозные трения, которые роковым образом ускорили мятеж.

Политические трения. Конституция 1815 года. Непосредственно по превращении Нидерландов в королевство особой комиссии было поручено пересмотреть «основной» закон, принятый Соединенными провинциями в марте 1814 года, и внести в него необходимые поправки для согласования с новым порядком (22 апреля 1815 г.). Председателем комиссии был Гейсберт Карел ван Гогендорп, членами — 11 голландцев и 11 бельгийцев, все по назначению короля. В их числе были люди способные и умеренно-прогрессивного образа мыслей (ван дер Дюин де Маас дам и Жандебьен), были и завзятые реакционеры (граф Мерод-Вестерлоо и де Тиеннес) и, наконец, радикалы (Леклерк и Дотранж). В комиссии возникли горячие споры, особенно по вопросу об ответственности министров, — на чем настаивали либералы, но что было отвергнуто, — по вопросу о выборе столицы для королевства, причем голландцы предлагали Амстердам, бельгийцы — Брюссель (в конце концов решено было вовсе не упоминать о столице), главное же — по вопросу об организации представительства: наперекор Гогендорпу, желавшему сохранить единую палату под исконным названием генеральных штатов, решено было учредить две палаты, из коих первую должны составлять 40–60 членов, назначаемых пожизненно королем, а вторую—110 депутатов (55 голландцев и 55 бельгийцев), избираемых провинциальными штатами. Жандебьен безуспешно восставал против этого уравнения числа депутатов, указывая, что в Бельгии больше 3 миллионов жителей, тогда как в Соединенных провинциях меньше 2 миллионов. Ван Маанен отвечал, что Голландия уже два века представляет собой суверенное и независимое государство и что она не согласится уступить первенство бельгийцам. Гогендорп вместе с тем заявил, что необходимо принять в расчет благосостояние и культурный уровень обеих стран и — если уж принимать за основание число жителей — нельзя игнорировать и миллионное народонаселение нидерландских колоний. Вопрос, несомненно, был крайне щекотливый, и надо признать, что Голландия с полным правом могла требовать себе в генеральных штатах по меньшей мере столько же мест, сколько. получали провинции, только что включенные в ее состав. Антагонизм между голландцами и бельгийцами проявился и в других вопросах, например при обсуждении статей, касавшихся религии: бельгийские клерикалы не хотели согласиться на равное покровительство всем исповеданиям, установленное Лондонским протоколом (июнь 1814 г.), и когда оно все же было в принципе принято, фанатическое духовенство объявило его несовместимым с существованием католической религии. Несмотря на все эти затруднения, пересмотр конституции был закончен в июле 1815 года. Оставалось только народным представителям санкционировать его.