Том 30: В мертвом безмолвии

Амелия Бронсон была сварливой пожилой толстухой, лицо ее напоминало изношенный ботинок, однако ум отличался не меньшей остротой, чем бритва. Она тоже уже несколько лет сотрудничала с нашим агентством, за что получала по праздникам подарки. Каждое Рождество ей посылали индейку и две бутылки шотландского виски, а на день рождения — корзину с продуктами. И пока агентство не собиралось искать ей замену.

Я повел ее в итальянский ресторан, где она уничтожила огромную тарелку спагетти, плюс сыр, плюс салат, а после кофе и бренди пришла в размягченное состояние и охотно заговорила.

Марк Хайби был адвокатом Хэмела. Следовательно, он вел все дела Хэмела, а Амелия, соответственно, оформляла бумаги. Поэтому я стал задавать ей вопросы, а она, ублаготворенная обильным угощением, не скупилась на ответы. Когда мы расстались, я сунул ей стодолларовую бумажку. Мне противно было это делать, но Амелия любила деньги не меньше, чем еду.

Потом я поехал в контору Солли Финкельштейна. Этого было не так-то просто застать. Эс Эф, как его звали в городе, без устали делал деньги. Он был самым крупным ростовщиком на всем Тихоокеанском побережье. Ему тоже на каждое Рождество агентство посылало роскошную корзину с деликатесами, и, когда нам нужно было узнать, кто занимает деньги и находится в стесненных обстоятельствах, он снабжал нас необходимыми сведениями.

Я выяснил у него, можно ли получить взаймы миллион. Он сказал, что это не составляет труда. Хуже с теми, кто мелочится и просит в долг сто тысяч. Что же касается миллиона, то за ссуду берется двадцать пять процентов и дополнительные гарантии не так уж важны. Говоря это, он хищно улыбнулся:

— Тех, кто плохо платит, Барт, мы сами находим.

Я понимал, что это значит. Явится головорез со свинцовой трубой. Или плати, или…

К этому времени я собрал уже исчерпывающую информацию и, чувствуя себя во всеоружии, поехал на набережную. Здесь, сидя в машине, я стал наблюдать за тем, что происходит. Вокруг бродили зеваки-туристы, торговцы зычными голосами сулили большие скидки, разгружались рыбачьи лодки.

Мои мысли занимал Диас. Опасный змей, но я был уверен, что мне удастся так зажать его, что он не сможет меня ужалить.

Проверив револьвер в кобуре под пиджаком, я наконец решился, выбрался из машины и направился в «Аламеду».

Когда я приблизился к стойке бара, где толпился народ, толстый бармен-мексиканец приветствовал меня приторной улыбкой. Рыбаки и всякий сброд, подпирающие стойку, обернулись было, но тут же снова вернулись к выпивке.

— К Диасу, — бросил я бармену.

Он кивнул и пошел к телефону. Я не стал ждать конца переговоров и двинулся к кабинету. Распахнул дверь и остановился на пороге. Диас сидел за столом, зажав в зубах сигарету. Когда я вошел, он как раз вешал трубку.

— Привет, — сказал я. — Припоминаете меня? Я придвинул к столу стул с высокой спинкой и сел на него верхом, изображая на лице дружескую улыбку.

— Я ведь предупреждал вас: держитесь от меня подальше, — тихо процедил он голосом, похожим на шипение змеи.

— Времена меняются, — ответил я. — Вчера — это вчера, а сегодня — сегодня.

Он сбросил пепел с сигареты на пол. Его змеиное лицо ничего не выражало.

— Что вам надо?

— У вас новый партнер, — объявил я. — Это я.

— Я же предупреждал тебя, сукин сын. Ладно, ты свое получишь, — Диас оскалился, и у него в руке оказался револьвер.

Я продолжал улыбаться.

— У вас хватит ума не стрелять в меня в своем кабинете, — сказал я, — и вообще вы в меня стрелять не станете: хотите не хотите, но я теперь ваш партнер, ничего не поделаешь. Ведь вы вряд ли решитесь потерять двадцать миллионов или того больше, правда же?

В его глазах мелькнула нерешительность, и он убрал револьвер.

— Слушай, ты, шантажист проклятый… — начал он и не договорил.

«Дешевый блеф, — подумал я. — Похоже, все легко устроится».