Том 4

— Вы ранены, менеер? — спросил Мартин.

— Нет, — отвечал Фой. — Но боюсь, не ушиб ли я барышню.

— Подарок матери — хороший подарок, — проговорил Мартин, усаживая Фоя и его спутницу на скамью в лодке. — Вместо того чтобы нанести вам восьмидюймовую рану, нож сломался о кольчугу. Вот он. — Он бросил нож на колени Фою и взялся за весло.

Фой рассматривал нож при слабом свете и увидел, что на рукоятке замер палец — длинный, костлявый, с надетым на него золотым кольцом.

— Это может пригодиться, — подумал Фой, положив палец с кольцом в карман.

Все взялись за весла и стали грести, пока не подъехали к верфи.

— Ну, дочери, теперь прощайте, — сказал Ханс.

Красный Бант нагнулась и поцеловала Фоя.

— Прощайте, — повторил Фой, отвечая на поцелуй.

Она спрыгнула на берег. Больше они не встречались.

— Вы знаете, что нужно делать, — обратился Ханс к дочерям, — и через три дня вы будете в Англии, где, может быть, мы встретимся. Хотя на это не рассчитывайте. Но что бы ни случилось, живите честно, помните меня, пока мы встретимся здесь или там, а главное, помните мать и вашего благодетеля Хендрика Бранта. Прощайте!

— Прощайте! — отвечали дочери с рыданием, и лодка отчалила по темному каналу, оставив дочерей Ханса на верфи.

Впоследствии Фой узнал, что женщина, шедшая с Мартином, была замужем. Красный Бант позже вышла замуж за лондонского торговца сукном, и ее внук был лондонским лорд-мэром. Больше мы уже не встретимся с этими девушками в нашем рассказе.

XIV. Меч «Молчание» получает тайну на хранение

С полчаса они молча и без препятствий плыли по каналу. Затем лодка вступила в более широкий проток, по которому они приближались к морю, держась, насколько было возможно, в тени берега, потому что, хотя ночь и была безлунная, но на канале лежал слабый сероватый свет. Наконец Фой заметил, что их шлюпка начала задевать за бока выстроенных в ряд барок и речных лодок, нагруженных лесом и другими товарами. Лоцман Ханс направился к четвертой из барок и привязал к ее корме свою лодку. Взобравшись на борт, он пригласил своих спутников последовать за собой.

Когда они исполняли его приказание, Фой увидел, как впереди поднялись две темные фигуры и сверкнуло стальное лезвие. Ханс свистнул, опустив оружие, эти люди подошли к нему и вступили в разговор. Скоро Ханс обратился к Фою и Мартину:

— Нам придется подождать немного, ветер дует встречный, и было бы слишком опасно идти на веслах против него в открытое море мимо мелей. Он переменится еще до зари, если я что-нибудь понимаю в небе, и сильно подует с суши.

— Что говорили люди с судна? — спросил Фой.

— Что им уже четыре дня не дают пропуска и что назавтра ожидается обыск, и груз будут вынимать по одной вещи.

— Ну, надеюсь, к тому времени то, что они ищут, будет уже далеко. Покажите нам судно.

Ханс повел их под палубу, так как суденышко было крытое и по размерам и форме напоминало теперешние суда сельдяных промышленников, хотя несколько более легкой постройки. Засветив фонарь, он стал показывать груз. Сверху лежали мешки с солью. Сняв один или два из них, Ханс открыл днища пяти бочонков, помеченных буквой Б, нарисованной белой краской.

— Вот что они будут искать, — сказал Ханс.

— Сокровища? — спросил Фой.

Лоцман кивнул головой.

— Да, эти пять бочонков и ничего другого.

Под этими пятью он указал еще другие десять бочонков, наполненные лучшим порохом, и показал, как фитиль проходил в помещение с товаром, на палубу и к рулю, где его любую минуту могли поджечь. Осмотрев, насколько позволяло освещение, канаты и паруса, Фой и его спутники сели в каюте, ожидая, пока ветер переменится, между тем как двое матросов поднимали якорь и ставили паруса. Прошел час, а ветер все еще продолжал дуть с моря, хотя уже не постоянно, но как бы нерешительными порывами, и, наконец, совершенно стих.

— Дай Бог, чтобы ветер поднялся поскорее, — сказал Мартин — обладатель того пальца, который у вас в кармане, наверное, давно приготовился гнаться за нами, и вот восток уже алеет.

Молчаливый, угрюмый Ханс подался вперед и смотрел на темную воду, приложив руку к уху.

— Я слышу их, — сказал он.

— Кого? — спросил Фой.

— Испанцев и ветер, — отвечал он. — Скорее поднимем грот-парус и выйдем на середину канала.

Все трое схватились за веревки: кольца и снасти затрещали, между тем как большой парус стал подниматься кверху по мачте. Наконец его установили, а вслед за ним и второй. Тогда с помощью обоих матросов «Ласточку» вывели в линию прочих судов на фарватер. Все это произвело шум и потребовало некоторого времени. На берегу появились люди и стали спрашивать, кто смеет без позволения сниматься с якоря. Когда с «Ласточки» не последовало ответа, раздался выстрел, и на сторожевом посту запылал огонь.

— Плохо дело, — сказал Ханс, — они дают сигнал правительственному кораблю у устья канала. Смелей, менеер, смелей… вот и ветер!

Он подбежал к рулю, рукоятка повернулась, и суденышко начало пролагать себе дорогу.

— Да, а вместе с ветром идут и испанцы, — заметил Мартин.