Том 4

В нескольких словах напомним известный факт. Года два тому назад колхозное собрание приняло решение: переселить Прискорбный в Трактовую, чтобы своими хилыми хатенками и обрубленной улицей хутор не позорил богатый трактовский колхоз «Рассвет». Для этого нужно было построить только шесть двухэтажных домов и переселить в них двенадцать прискорбненских семей. Нашлось красивое место: окраина станицы, высокая круча близ Кубани, где по весне тучами вьются щуры, птицы крикливые, непоседливые. Но кто поставит домики на этой круче? Дело новое, без специалиста нельзя. Да и строить нужно и красиво и не на один год. Степан Онихримчуков пригласил из Армавира архитектора. Рослый, веселого нрава мужчина, любивший выпить и поволочиться за казачками, месяц прожил в Трактовой, купался в Кубани, ловил рыбу и заломил такую цену, что у Онихримчукова кубанка сама поползла на лоб и закрыла глаза. Чмокнул председатель губами и молча почесал затылок. В то же лето в гости к матери приехал Антон и без платы, а так, как земляк, согласился помочь трактовцам. Весь отпуск провел в станице, советовался с людьми, часами просиживал на круче, слушая щуровы песни. Уехал в Краснодар, а зимой привез в Трактовую архитектурный и инженерный проекты постройки шести двухэтажных домов. Весной начали застраивать новую улицу и назвали ее Щуровой. За два года Антон не раз приезжал на стройку, помогал строителям. Как-то Онихримчуков сказал, что правление в знак благодарности решило предоставить бесплатную квартиру для матери архитектора. Антон покраснел, как девушка, не на шутку обиделся и сказал:

— Степан Игнатьевич, прошу вас этого не делать. Пусть мать получит квартиру как все.

Илья догадывался, что брат приехал не только навестить мать, а и для того, чтобы посмотреть, что делается на Щуровой улице. В ряд, как в строю, вдоль обрывистого берега выстроились шесть домов, белея шиферными крышами. Дело осталось за отделочными работами. Блестели на солнце большие окна, крылечки смотрели на станицу. От новостройки и в Трактовой стало как-то светлее и веселее, станица будто принарядилась. А Илья знал, что Антон непременно поедет на Щуровую улицу, посмотрит дома и пробудет там до вечера…

За окном слышались голоса: «Да они еще живы!», «Воды им, воды!», «Пусть поплавают!», «Леонид, принеси ванну…» Илья сказал Елизавете, чтобы принесла из сарая корыто и налила в него воды. Когда сестра ушла, спросил:

— А где Надюша и мои племянники?

— С матерью ушли на ферму… Это для них как экскурсия! — Антон виновато посмотрел на брата. — Надюша имеет хоть общее представление, откуда берутся сыр, масло, а ребята корову даже в глаза не видели. Вот, Илья, какие росточки появились в родовом дереве казаков Голубковых… А ты все рыбалишь?

— Только летом. В половодье хорошо рыба идет.

— Как твои дела на стогектарке?

— Управляюсь… Поле чистое, а кукуруза так поднялась, что уже мне по плечо.

— Тяжело одному?

— Всякая работа нелегкая…

— Это верно. А отчего мрачный?

— Голова болит, — соврал Илья.

— Когда позовешь на свадьбу?

— Позову… Придет время.

Антон угостил Илью сигаретой, и братья задымили.

— Что-то нам, Илья, надо делать с нашей матерью, — сказал Антон.

— Ты о чем?

— Все о том же… Хватит ей бегать на ферму. И сегодня чуть свет понеслась. Мы подъехали к порогу, а она тут же убежала к своим телятам. — Антон взял со стола будильник. — Вот эта штуковина подала сигнал, и ты видел бы, как наша мама заспешила… А ведь уже немолодая.

— Эту ее торопливость я вижу каждый день.

— Не в ее годы быть такой проворной и старательной.

— Это, Антон, все хорошие слова, а мать в них не нуждается. И отлучить ее от фермы, как я думаю, нельзя…

— Почему? — удивился Антон.

— Не сумеет жить без телят, без хлопот.

— Еще как заживет! Вот переедет на Щуровую улицу и пусть расстается с телятами. Три сына, что, мать не прокормим?

— Не поедет она на Щуровую улицу.

— Как это не поедет?

— А так, что и этот хутор, и ее хатенка, как я вижу, ей милее новой квартиры… Напрасно, Антон, старался.

— Я заботился о всех хуторянах.

— Так они все и не хотят покидать Прискорбный.

— Ну, это ты загибаешь, Илья! — Антон рассмеялся, расхаживая по комнате. — Хутор-то аварийный, в нем жить опасно… Скоро Кубань унесет.

— Привычка…

— Извини, это уже дурость, а не привычка. Даже если бы не было половодья и улица была цела, то все одно жить здесь нельзя. Ну, посмотри на нашу хатенку. Мы в ней родились и выросли. Хатенка ветхая, стены сырые, света и воздуха мало. Крыша сгнила, двери перекосились, потолок скоро провалится… Пещера, а не жилье. При чем же тут привычка? А в новых домах такие удобства, в каких наши казаки еще не жили. И вода в доме, и света много…

— Ты что? Меня решил агитировать? Я вот женюсь и перееду на Щуровую. Я к Прискорбному пуповиной не прирос.

— Не могу, Илюша, понять, почему те, для кого все это сделано, не хотят переехать в новые дома… Чудеса, и только… А как же быть с коммунизмом? Так и оставаться в этих хатенках? Вот это, Илья, и не укладывается в голове…