Том 4.

— Все равно не съем. Не влезет.

— Собакам отдай.

— Придется.

Пряников ел с аппетитом.

— Не везет мне в личной жизни! — говорил он. — Видал, какая авантюристка! Три месяца встречались, ночевать к себе пускала, а про сына ни слова.

Володьке окончательно надоел Пряников с его мутными переживаниями, и, чтобы отделаться от разговора, он повернул до конца ручку громкоговорителя. Передавали музыку. Володьке хотелось без конца думать, как прошел у него этот бездонный удивительный день…

Глава шестнадцатая Как появился Ростик

Елена Васильевна Крохина не была прославленной знаменитостью и не стремилась быть ею, но принадлежала к верхушке московских врачей–гомеопатов. Больных она не любила, половину из них считала здоровыми, выписывала им ничего не значившие лекарства в гомеопатических шариках. Не любя больных, она, однако, очень любила деньги. Не пылкая вера в гомеопатическое направление медицины, а именно любовь к деньгам сделала ее врачом–гомеопатом. Уже в молодости она заметила, что к гомеопатам шли люди с тяжелыми, старыми, неизлечимыми болезнями или с такими же тяжелыми, старыми, неизлечимо–навязчивыми идеями насчет своих болезней. Те и другие искренне стремились щедро платить за свое настоящее или мнимое выздоровление. Елена Васильевна не видела ничего дурного в том, чтобы врачевать таких людей и давать им полную возможность щедро платить ей за это.

Она знала несколько невинных медицинских секретов, серьезно верила в лекарственные свойства змеиного яда, но лучшим средством против самых застарелых и опасных болезней считала волю к жизни. Не любя своих пациентов, презирая их жалобы, она помогала им резким обращением с ними, порой даже бранью. Тем из них, которые еще способны были взять себя в руки и пробудить в себе волю к жизни, это действительно приносило пользу. В результате пациенты благословляли врача–гомеопата Крохину и распространяли о ней добрую славу.

Мужа Елена Васильевна потеряла задолго до войны. Он занимал какой–то крупный пост в легкой промышленности, почти не бывал дома и скоропостижно скончался за плотным ужином, который устроили ему в одном из лучших московских ресторанов благодарные клиенты.

После смерти мужа Елена Васильевна с чисто женской горечью думала о том, что соединила свою жизнь не с тем человеком. Она никогда не любила мужа и вышла за него из страстного желания устроить свою судьбу, «сделать себя», как она говорила. Теперь этот расчет провалился. Все попытки снова устроить свою судьбу ни к чему не привели. Тем временем подрос сын.

Елена Васильевна стала «делать сына» с таким же упорством, с каким в молодости пыталась «сделать себя».

Всем своим одиноким сердцем матери она любила сына, но многое в нем страшило ее. Ростику шел двадцать четвертый год, характер его, казалось, мог бы уже установиться, но Елена Васильевна часто не понимала собственного сына. Не то он был страшно скуп, не то склонен к мотовству и разгульной жизни. Он умел выгодно покупать вещи, и это радовало Елену Васильевну. Еще выгоднее он умел продать ненужные ему вещи, и это тоже радовало ее. Но когда он не в меру увлекался своими коммерческими комбинациями, Елена Васильевна пугалась. В глубине души она не осуждала сына, но понимала, что он вступает на опасный путь. Если он пойдет по этому пути, то неминуемо погибнет. Но ведь Елена Васильевна «делала» своего сына, и, как ей казалось, весьма успешно. Значит, она должна была искоренять в нем опасные склонности. Увы, Елене Васильевне следовало бы прежде всего переделать самое себя. Всем своим поведением, всем строем своей жизни она как бы непроизвольно, но настойчиво и неизменно развивала в сыне те самые склонности, которые так ее страшили.

Ростик с детских лет научился распознавать вопиющее притворство, с которым его мать произносила самые правильные и примерные слова, нисколько в них не веря и не собираясь им следовать. С годами он перенял, впитал в себя это притворство и даже усовершенствовал его. Он делал такое же, как у матери, холодное лицо и говорил такие же холодные слова о том, что в нашей жизни дурно и что хорошо. Как Елене Васильевне, так и ему нельзя было не поверить. Оба они говорили с истинной верой в те слова, которые произносили. А уж Ростику никак нельзя было не поверить, хотя бы из–за его привлекательного, юношески свежего лица, из–за его больших голубых со сталью глаз, как бы излучавших ясный свет…

Ростик вышел из громадного самолета. Елена Васильевна с восторгом отметила, что сын ее даже среди спортсменов выделялся и фигурой, и ростом, и лицом, и всей своей уверенной и гордой осанкой. Он был блондин и волосы носил большой, аккуратно приглаженной копной. Лицо его с правильными и крупными чертами невольно обращало на себя внимание.