Том 4.

Мать поглядывает на сына и любуется им. Красивые у него глаза. Сталь — иначе не скажешь. Но не надо скрывать от себя: какая–то ненадежная сталь. Художник, который наделил Ростика этой сталью, не дал ей живого блеска. Глаза красивые, а мысли в них мало. Дурак, может быть?.. Нет, это слишком. Конечно, такой красавец может и дураком прожить. Но тут другое. Он просто не очень глубок. Себя Елена Васильевна считает глубоким человеком.

— К чему ты, дорогая, начала в машине про личное дело? — спросил Ростик под влиянием коньяка, который несколько расшевелил его мысли.

— Так, милый.

— Ладно. Знаю. К чему?

— Настроен слушать?

— Очень.

— Ты устал.

— Говорю: настроен.

Она решила, что начнет издалека.

— Ты, Ростислав, занимаешь в спортивном мире такое положение…

— …что тебе необходимо жениться, — закончил Ростик и расхохотался.

Елена Васильевна сделала вид, будто рассердилась.

— Хочешь скомкать серьезный разговор?

— А почему серьезный разговор надо тянуть?

— Но я еще ничего не сказала.

— Не сердись. Но почему серьезный разговор должен быть нудным?

— Я давно поняла, что ты всякий серьезный разговор считаешь нудным, — сказала она тоном классной руководительницы, — и это очень печально, потому что тебе уже не восемнадцать лет.

Теперь она сердилась по–настоящему. Она не могла допустить, чтобы он скомкал разговор, к которому она давно готовилась.

Ростик выпил и закусил пирожком.

— Слушай, мама, — решительно произнес он и запнулся. — Понимаешь… — Он опять запнулся и сделал усилие, чтобы договорить. — Не выходит у меня с женитьбой. Не выходит, мамаша.

Что–то недосказанное прозвучало в его словах. Этот красивый, гладкий малый вдруг стал школьником, вернувшимся после уроков с двойкой.

— Не понимаю, что за чертовщина! — продолжал Ростик. — Не выходит. Сама видишь. Не могу понять, почему ушла Юлечка. Этот последний случай меня страшно расстроил. Ведь никакого повода. Ни у нее, ни у меня нет никого.

О Стелле Зубаревой он забыл. Она была не в счет. Его связь с ней, как ему казалось, не имела никакого отношения к его серьезным жизненным планам. Ему и в голову не приходило, что эта связь была причиной всех его неудач.

— Никого! — искренне солгал он. — И все–таки Юлечка ушла. А какие мы с ней планы строили! Семья, детишки… Честное слово!

Он так горестно замолчал, что матери стало жаль своего бедного, обиженного Ростика.

— Дрянная девчонка твоя Юлечка! — со злобой сказала она.

— Не надо, мама…

— Прости. Ты любишь ее, может быть?

— Не знаю. Мне жаль ее… Чудная девушка!

Но Ростик не был способен долго грустить. Чувства, как пар, недолго грели его душу. Через какие–нибудь десять секунд он сказал с ясной улыбкой и блестя глазами:

— Жени меня, мать! Честное слово, жени. Я серьезно говорю.

Елена Васильевна почувствовала облегчение. Она ждала этих слов. Теперь ей не нужно продолжать мучительный разговор с Ростиком. Теперь наконец она может взяться за дело.

Ростик насытился. Поглядев на ручные часы с толстым металлическим браслетом американского золота, он поднялся.

— Ты куда? А кофе?

Он озабоченно ответил:

— Поговорить надо с… — и назвал имя, широко известное в спортивном мире.

Мать молча кивнула, и Ростик пошел к телефону. Горькая складка появилась у нее на лбу. Что за племя эта молодежь! Хоть бы капля поэтичности, душевности! Елена Васильевна искренне считала, что сама она проявила во всем этом деле подлинное душевное благородство.

После разговора с известным в спортивном мире лицом Ростик перебросился несколькими словами со Стеллой Зубаревой. Он разговаривал с ней так, чтобы мать ничего не поняла. Ростик не решался привести Стеллу к себе и познакомить ее с матерью. Мать была человеком другой эпохи. Поведение Стеллы могло показаться ей неприличным. Стелла привыкла называть вещи своими именами. Елена Васильевна этого не выносила. Стелла запросто могла назвать Елену Васильевну старухой и даже не подумала бы, что это оскорбительно. Стелла воспитывалась в сороковые годы. Первое, что она запомнила, были бомбы. Ростик понимает Стеллу, но мать никогда не поймет ее. Пусть лучше они не знают друг друга.

Ростик не показывает матери Стеллу еще и потому, что они, как сказано у поэта, играли в недорогую любовь. Стелла замужем, ее сыну недавно исполнилось семь лет, но, ей–богу, она не виновата, что ей скучно все вечера сидеть с мужем и сыном. Если ей случается раз в неделю, а то и в месяц побывать в компании живых и веселых молодых людей ее возраста, то разве она в этом виновата? Может быть, виноваты бомбы? Во всяком случае, Стелла не любит морализовать, и они с Ростиком ведут себя друг с другом так, словно у нее нет ни сына, ни мужа.