Том 4

Но кого же он встретил на пароходе по пути из Флиссингена в Гарвич? Да, этот человек с полным белым лицом и блестящими черными усами был действительно Пятый евангелист! Г–н Гессрейтер был глубоко удовлетворен тем, что именно этот надутый франт мог видеть, что и у других людей есть дела с заграницей. Заговорить ли ему с Рейндлем? Собственно говоря, при таких обстоятельствах землякам, старым знакомым, следовало подсесть друг к другу. Но г–н Гессрейтер колебался: он был самолюбив.

Но — подумать только! — Рейндль сам подошел к нему. Он вовсе не глядел поверх его головы, как сбывало иногда в «Мужском клубе» или в театре. Он пожал Гессрейтеру руку, явно обрадованный встречей. Он не был так высокомерен и недоступен, как обычно говорили о нем.

Они вместе поужинали. Приятно среди французских и английских интонаций звучали баварские. Время прошло очень хорошо. В удачных, изящных выражениях излагал г–н Гессрейтер свои взгляды на политику, искусство, промышленность, свое мнение о Мюнхене и обо всем мире. Пятый евангелист слушал его с видимым удовольствием. Когда, например, безобразие, которое мюнхенцы учинили в Галерее полководцев, Гессрейтер попытался истолковать как стремление из этого чудесного здания сделать «универсальный магазин милитаристических мечтаний», Рейндль поднял бокал, с приветливой улыбкой выпил за его здоровье. Затем, правда, г–н Гессрейтер вдруг подумал, что у этого субъекта необычайно странный взгляд: прямо не по себе становилось от него. Ну да, господи боже мой, у каждого из нас свои странности. Главное с Рейндлем есть о чем поговорить. И г–н Гессрейтер говорил. Между обоими промышленниками, видимо, царило полное взаимное понимание.

— Вы в Лондон по делам? — немного погодя вежливо опросил Рейндль. «Вот, представьте себе, соседушка! — подумал Гессрейтер. — Не одни только «большеголовые», именами которых ежедневно пестрит торговый отдел в газетах, есть и другие, которые расширяют свои дела, распространяются. И наш брат в такое время не сидит лениво в своем углу!» Но всего этого он не высказал. Небрежно, словно мимоходом, ответил, что он действительно едет по делам. Он думает, — словно доверяя Рейндлю большую тайну, добавил он, так как собеседник молчал, — совместно с мистером Кертисом Лэнгом приобрести большинство акций «Hetag». Г–н фон Рейндль знает Кертиса Лэнга. Порядочный человек, надежный человек, немного медлительный, осторожный.

— «Hetag», н–да… Изысканный фарфор, дорогой фарфор… Нужно иметь очень толстую подкладку, — заметил с улыбкой г–н фон Рейндль, — чтобы при таком большом количестве фарфора ничего не разбить.

«Странная манера выражаться у этого субъекта. Пожалуй, это даже дерзость. Не думает ли он, что у меня недостаточно «толстая подкладка»? Так я вот назло ему, так вот назло и куплю эту «Hetag», даже если этот дурак англичанин и не поддержит компанию!»

Англичанин компании не поддержал. Из Дармштадта слали телеграммы: владельцы пакета акций торопили. «Если смелость в груди нарастает волной…» — звенело в сердце г–на Гессрейтера. «Королевский купец», звенело в его мозгу. Он дал распоряжение купить.

Довольный, вернулся в Мюнхен. С небрежным видом рассказывал г–же фон Радольной, Пфаундлеру, приятелям в «Мужском клубе» о том, что по пути в Англию встретился с Пятым евангелистом. Очень милый человек, совсем не такой надутый, как обычно принято о нем говорить. Но у него, Гессрейтера, конечно, больший размах. Узнав, что Гессрейтер отныне контролирует «Hetag», г–жа фон Радольная выказала некоторое беспокойство. Пфаундлер также, услышав об этом, окинул г–на Гессрейтера с ног до головы быстрым взглядом своих крохотных мышиных глазок. Г–н Гессрейтер под этим взглядом как–то неожиданно вспомнил об Иоганне Крайн. Но г–н Пфаундлер ничего не сказал. Он ограничился тем, что пожелал г–ну Гессрейтеру успеха.

Марка продолжала падать, доллар лез прямо в небо. Большие предприятия глотали, причмокивали, выбивались из сил, не успевали всего переварить. «Hetag» благоденствовала, «Южногерманская керамика» процветала. Все бешенее кувыркалась гора, все неудержимее вздувался поток. Г–н Гессрейтер бросился в него, как опытный пловец. И волны несли его, он плыл.

22. ХАРАКТЕРНЫЕ ФИЗИОНОМИИ

Кленку занятие Рурской области доставило глубокое внутреннее удовлетворение. Разве не ясно стало сейчас, что все прекрасные разговоры о мирном разрешении спорных вопросов были просто вздорной, мошеннической болтовней? Из–за недостачи каких–нибудь полутора процентов враг позволял себе такое неслыханное насилие! Кленк всюду носил с собой фотографию: французские солдаты, вступив в Эссен, нагло, засунув руки в карманы, торчат перед своими броневиками, — победители, властители над жизнью и смертью побежденных. Это была возмутительная картина, он возмущал ею свое сердце и сердца других.