Роман был заказан А. М. Горьким, который в 1920 г. сыграл важную роль в судьбе писателя[39]. Письма А. Грина Горькому, а также свидетельства Н. Н. Грин и ее письма позволяют восстановить этот период жизни писателя. В марте 1920 г. А. С. Грин, связист Красной Армии с лета 1919 г., получил отпуск в Петроград по болезни (чрезвычайные сложности, с которыми он добирался до Петрограда, описаны им в рассказе «Тифозный пунктир», опубликованном в 1922 г.). Не имея крова, голодный и больной, он пошел к Горькому, и тот дал ему записку в Смольный лазарет (отсюда Грин послал Горькому два письма – см.: Воспоминания об Александре Грине, с. 515–516). Через три дня Грин был переведен в Боткинские бараки, так как у него обнаружился сыпной тиф. В мае 1920 г. он вышел из больницы (пробыв там 28 дней) и вновь обратился к Горькому. В итоге в числе первых 25-ти человек А. С. Грин стал получать паек ЦЕКУБУ (Центрального Комитета по улучшению быта ученых). Позднее (29 авг. 1933 г.) Н. Н. Грин писала Горькому, что об этой помощи «всегда и даже перед смертью А. С. вспоминал с чувством глубокой и теплой благодарности» (Архив А. М. Горького, шифр КГ-рзн., 1 – 129). Два романа для юношества Грин стал писать тоже по рекомендации Горького. Один – о путешествии Нансена на Северный полюс – писатель не завершил; другой – о путешествиях Ливингстона и Стэнли – он подготовил в 1921 г. для издательства Гржебина, но публикация произведения затягивалась. Роман вышел только в 1925 г. и в другом издательстве – «Земля и фабрика». А. Грин изобразил в нем, кроме названных исторических лиц, благородного, смелого путешественника Гента, использовав в воссоздании его облика некоторые автобиографические факты. Как и Грин, Гент перепробовал разные профессии. «Время от времени, – рассказывает герой о себе, – я служил в железнодорожном буфете, пас овец, строил солдатскую казарму, был кочегаром на пароходе… и проделывал еще многое в том же роде». Грин наделил Гента и особенностями своей личности – от других вымышленных героев его отличал «сложный внутренний мир, наличность которого, – читаем в романе, – скрыть немыслимо, как немыслимо скрыть радость, болезнь и горе…».
Критикой пролеткультовского толка роман был встречен враждебно. С. Динамов не увидел в нем «тугого сплетения героики и приключений», необходимых для «подлинно авантюрного произведения». По утверждению этого критика, роман не может быть рекомендован основному потребителю «приключенческой» литературы – молодежи – «по идеологическим причинам» (Книгоноша. М., 1925, № 35, с. 19). Год спустя тот же критик, исходя из позиций, типичных для вульгарных социологов, писал в статье «Современная авантюрная литература»: «…Обаяние личности Стэнли и Ливингстона скрыло от Грина, что они выполняли определенную классовую миссию». Любопытно, что в той же статье С. Динамов с похвалой отозвался (как бы в противовес Грину) о забытом ныне романе А. Иркутова «Тайна двадцать третьего», по мнению критика, явившемся «удачной попыткой использования детективно-криминальной схемы для нового содержания… Главный герой-пролетарий без романтической шумихи организуется и наносит свой удар в грудь господствующего класса…» (Красное студенчество. М. – Л., 1926, № 2, с. 74–75). Сегодня такие «похвалы» не делают чести произведению и звучат как грубая вульгаризация.