Том 4. Беседы еретика

Васька Ус одним рывком открывает дверь в рубку. «Ш-ш-ш!» – останавливает его Разин – на лице у Разина невиданная, нежная улыбка… «Челн спущен!» – угрюмо говорит Васька. Разин осторожно, как стеклянную, поднимает Зейнаб, чтоб положить на подушки, брошенные на ковре. Но Зейнаб не спит, она открыла глаза, обхватила шею Разина, не отпускает, просит его: «Еще пой! Еще!» Разин бережно кладет ее на ковер: «Подожди, к ночи вернусь – хоть до утра буду тебе петь…» Васька глухо говорит Разину: «Ты персидку не тронь, оставь, она моя!» – «А твоя – так бери, попробуй!» – усмехается Разин. Васька бросается к девушке, зовет ее: «Зейнаб, Зейнаб… это же я, я!» Но она как будто и не видит его, она тянется к Разину: «Не уходи…» Васька Ус скрипнул зубами, справился с собой, подходит к Разину: «Что ж, атаман, видно – твой верх!»

Оба выходят на палубу. Разин глотнул воздух полной грудью: «Эх, Васька! Хороша Волга-мать!» Васька молчит угрюмо. Оба спрыгивают в челн, где уже сидит несколько разинцев, и быстро плывут к берегу, к кустам…

Река, купеческая баржа. На палубе накрыт стол. Тощий старикашка с козлиной бородой, в кухарском фартуке завертывает пирожное тесто с начинкой: «Вот как пирог надо стряпать!» Протягивает руки, слуги вытирают ему руки полотенцем, он покрикивает на них, потом – за борт, громко, бурлакам: «Тяни, тяни, что стали?»

Берег, бурлаки-стоят. Из кустов выходит Разин: «А ну, дайте я потяну!» Отстранив бурлаков, взялся за канат, налег – баржа быстро пошла к берегу, а уж из кустов выскочили Васька Уси другие разинцы. Купец увидал с баржи, кричит слугам: «Караул! Пали в них! Пали!» Разин понатужился, резко дернул канат – Купец и кто-то из его людей рядом с ним падают, среди разинцев – хохот. Один из слуг Купца успел выстрелить, Разин шатнулся: по правому рукаву у него бежит кровь. Он перехватил канат в левую и подтягивает струг к берегу.

На разинском струге, в рубке – Зейнаб подняла с полу подаренный Разиным браслет, надела на правую руку, потом перенадела на левую. Взяла подаренное им ожерелье, приложила к щеке, затем надевает на шею…

Разин со своими людьми – уже на купеческой барже. Купец стоит связанный, ошалевший – и вдруг, оглядываясь куда-то назад, начинает метаться: «Пустите! Пустите!» Разин: «Куда? Куда?» Бурлаки кричат: «В воду его!» Купец, вырываясь, вопит: «Ой, пироги подгорят!» Действительно: слышно шипенье забытых на сковороде пирогов. Разин добродушно смеется (ему сегодня мил весь мир): «А пусть-ка он у нас кухарем будет! Ну, угощай, Купец, Стеньку Разина!» – «Ра… Разина?» – разинув рот, Купец в страхе валится на колени. Разин кричит ему: «Да пироги же подгорят!» Купец кидается к сковороде с пирогами. Хохот кругом…

На разинском струге, в рубке Зейнаб оделась в лучший свой наряд – ждет Разина. Он входит. Зейнаб увидела на рукаве, на руке у него кровь – бросилась к нему, схватила его за руку, испугана, слезы на глазах… Разин поднял ее, целует в глаза… Увидел надетые на ней свои подарки, спрашивает ее: «Что? Что ты еще хочешь? Говори – все тебе будет! Все!» Зейнаб вспомнила о своем любимом соколе: если бы еще он был тут…

Разин огорчен – как малый ребенок: откуда ж он ей достанет сокола? Вспомнил: «Постой, сейчас…» Вытащил из кисета подаренный Катериной уголек…

В другой, атаманской рубке – Васька Ус, обыскивающий Купца, рванул подкладку в купцовой шапке – и вытаскивает оттуда грамоту: «Это что?» Купец трясется, молчит… Васька читает про себя грамоту, водя пальцем по строкам…

Разин неумело чертит на бумаге угольком птицу, обводит квадратом, и еще маленький квадратик – дверца в клетке. Зейнаб смеется, а Разин – не то шутя, не то всерьез – глядит в окно: вот-вот сейчас влетит сокол. Но сокола нет, Разин с досадой швыряет уголек на пол. Зейнаб, смеясь, обнимает Разина. Под окном рубки скулит по-собачьи, воет Немой, видевший всю эту сцену. Но Разин не слышит: для него сейчас во всем мире – только обнявшая его Зейнаб…

Волга. Близок вечер. По небу несутся тучи.

У острова, в камышовых зарослях, стоит на якоре разинский струг. Свистит ветер в снастях. Паруса убраны. Группа разинцев на корме – шумят, галдят. К ним подходит Монах, они кричат ему: «Это что ж, уж которую неделю мы тут зря стоим! А в Астрахани-то… слыхал, что творится?» Купец выталкивает вперед горбатенького человечка, в рваной чуйке – беглеца из Астрахани. Он рассказывает, что Астрахань взята царскими войсками и что нынче вечером в соборе объявят анафему Разину и всем, кто с ним… Монах бледнеет, губы у него трясутся. Разинцы требуют, чтоб он шел с ними к атаману и доложил ему обо всем, Монах боится. Васька Ус зло усмехается: «Атаман занят». Крики: «С бабой занят?» – «Довольно! Идем! Васька Ус, веди нас к нему!»