Том 4. Часть 1. Послевоенные годы в странах Европы, 1919-1929

«Мне понадобились двенадцать дней для того, чтобы проехать тысячу километров, отделявших Киев от Петрограда. Двигался я пешком, поездом, в экипаже, запряженном лошадью, и даже на дрезине. Столицу я застал под снегом, без света, без отопления, почти без воды. У нас не было одежды, и мне пришлось переделать себе брюки из старых зеленых занавесок. И тем не менее Петроград жил напряженной культурной жизнью. Все более многочисленными становились выставки. Кандинский, Татлин, Малевич… Что же касается меня самого, то я стал заниматься у молодого художника Натана Альтмана. Многие тянулись к новаторскому театру и мечтали сделать на сцене то, что Маяковский делал в поэзии. Мейерхольд, долгое время находившийся в плену у белых, только что возвратился из Крыма, и приезд его стал крупным событием.

Наше поколение было убеждено в том, что классические, традиционные формы были неспособны отобразить новую жизнь. Все мы знали, что Советское правительство было нашим правительством, и эта убежденность укоренилась в нас в большей мере практикой, нежели теорией. Мы писали обо всем, как это можно делать только тогда, когда вам еще нет и двадцати. Мы — восемнадцатилетние — не боялись публиковать с вполне серьезными намерениями исследования по градостроительству, хотя вокруг нас были одни развалины. Вполне возможно, что мы говорили всякие глупости. Что же касается театральной режиссуры, то среди нас многие безудержно восхищались мюзик-холлом. А надо сказать, что этот жанр театрального представления практически прекратил свое существование в результате войны и революции. Мы никогда не видели спектаклей мюзик-холла. Впрочем, никто не придавал этому значения — мы были на сто процентов за мюзик-холл… Мой учитель Марджанов в то время жил в Петрограде. В его доме я встретил Леонида Трауберга…».

Леонид Трауберг родился в Одессе 17 января 1902 года в семье журналиста. Учился он в Одессе, позже— в Петрограде. Театром и литературой начал увлекаться в 1920 году в Одессе, откуда очень скоро уехал в Петроград. Ему исполнилось восемнадцать лет, и в день своего рождения Трауберг подал одновременно заявление в Военное училище, в Университет, в Институт истории искусств и, наконец, на режиссерский факультет Театрального училища. Но после книги К. Миклашевского [185] театр вытеснил все остальное.

Козинцев и Трауберг, а вскоре к ним присоединился и Каплер, связались с режиссером Георгием Крыжицким, сыном известного русского художника. 5 декабря 1921 года их небольшая группа организовала дискуссионный вечер, посвященный «эксцентрическому театру» и «свободному театру». Спустя несколько недель группа пополнилась приехавшим в Петроград Сергеем Юткевичем, которого сопровождал его новый друг Сергей Эйзенштейн.

В конце 1920 года комиссаром по вопросам искусств в войсковом соединении Красной Армии, освободившим Севастополь, был конструктивист Руднев (в 1952 году по его проекту в Москве было построено новое здание университета). Он организовал конкурс афиш на революционные темы, и первую премию на этом конкурсе завоевал Юткевич.

Юткевич рассказывает;

«Я переехал в Москву в октябре 1921 года и тогда же поступил на режиссерское отделение Театрального училища, только что открытое Мейерхольдом на Новинском бульваре, в доме, где когда-то помещался лицей. Вместе со мной занимались Николай Экк, Николай Охлопков, Федоров, актер Ильинский. Я сразу познакомился с С. М. Эйзенштейном (мы вместе ожидали у входа начала приема заявлений). Разговорились и тотчас стали друзьями.

В качестве художников мы работали вместе над постановкой спектакля, название которого было заимствовано у Маяковского, — «Хорошее отношение к лошадям». Премьера состоялась 31 декабря 1921 года в Доме печати. Ставил спектакль Фореггер, который открывал этой пьесой новый театр. Пьесу написал поэт Владимир Масс. Оба они собирались использовать в современном театре методы, на которых основана «commedia dell’arte».

Спектакль состоял из двух частей. Первая представляла собой нечто вроде обозрения, в котором молодой коммунист, цитируя высказывания Коллонтай, нападал на нэпманов, старого интеллигента мистика (типа Андрея Белого или Бердяева) и поэта-имажиниста (типа Есенина) в одежде, сшитой по эскизу Эйзенштейна, то есть наполовину вечерний костюм, наполовину мужицкая рубаха. Показывались также клоунские антре, всевозможные уличные персонажи, например торговцы папиросами. Я подготовил эскиз движущейся декорации с вращающимися элементами — город с его рекламой и освещенными окнами.

Вторая половина представления была пародией на мюзик-холл. Исполнялась песенка Мистингэтт «Мой парень»; жена Фореггера Людмила танцевала французский канкан. И, наконец, впервые в Москве, на сцену выходил джаз-оркестр, «ragtime-band». Успех был значительный, но спектакль вызвал и многочисленные споры, Маяковский, в частности, нападал на Фореггера. Сам же Фореггер весной уехал вместе с С. М. Эйзенштейном в Петроград. Я также переехал туда несколькими неделями раньше».