Том 4. Черный карлик. Пуритане

   —     Черты тех, кто должен трудиться бок о бок со мною, запечатлены в моем сердце, — ответил Берли. — И, кроме сына Сайлеса Мортона, мало кто решился бы навестить меня здесь, в этой неприступной твердыне. Ты видишь этот подъемный, мост, созданный самою природой? — добавил он, указывая на переброшенный через пропасть ствол старого дуба.— Один пинок ногою, и он низвергнется в бездну, оставив врагов по ту сторону в полном бессилии и отдавая того из них, кто будет по эту, во власть еще не знавшего себе равных в единоборстве.

   —     В этих мерах самозащиты, — заметил Мортон,— вы едва ли теперь нуждаетесь.

   —     Едва ли нуждаюсь? — переспросил Берли.— Как не нуждаюсь, если враги во плоти и крови объединились против меня на земле, а сам сатана... Но не в этом дело, — добавил он, сам себя прерывая.— Достаточно и того, что я люблю это убежище, мою пещеру Одолламскую, и не сменил бы ее известковых сводов на красивые комнаты в замке графов Торвудов вместе с их обширными землями и баронским титулом. Впрочем, пока ты не избавишься от нелепого бреда юности, можешь думать иначе.

   —     Вот об этих самых владениях я и хочу с вами поговорить, — сказал Мортон. — Я не сомневаюсь, что найду в мистере Белфуре того же вдумчивого и разумного человека, которого я знал в те времена, когда наших братьев терзали раздоры.

   —     Вот как, — сказал Берли, — такова, в самом деле, твоя надежда? Может быть, ты объяснишься яснее.

   —     Тогда в двух словах,— сказал Мортон.— Использовав известные средства — нетрудно догадаться, какие, — вы оказали тайное, но пагубное влияние на судьбу леди Маргарет Белленден и ее внучки в пользу низкого и наглого вероотступника Бэзила Олифанта, которому обманутый вами закон отдал во владение принадлежащее им по праву имущество.

   —     Ты утверждаешь? — сказал Берли,

   —     Да, я утверждаю, — ответил Мортон, — и теперь вы не станете отрицать то, что собственноручно писали.

   —     Предположим, что я и не отрицаю, — ответил Белфур.— Предположим, что твое красноречие в силах меня убедить отступиться от сделанного по здравом и длительном размышлении. В чем же тут выгода для тебя? Неужели ты все еще не утратил надежды овладеть светловолосой девицею с ее большим и богатым наследством?

   —     У меня нет этой надежды, — спокойно отвечал Мортон.

   —     Ради кого же ты осмелился на такое трудное дело, ради кого хочешь отнять добычу у доблестного, стремишься унести пищу из логова льва и вырвать лакомый кусок из пасти пожирающего его? Ради кого ты взялся за разгадывание загадки труднее, чем загадка Самсона?

   —     Ради лорда Эвендела и его нареченной невесты,— твердо ответил Мортон. — Люди, мистер Белфур, лучше, чем вы себе представляете, и поверьте, что среди них бывают такие, кто готов пожертвовать своим счастьем ради счастья других.

   —     Раз так, клянусь моею живою душой, — вскричал Берли, — раз так, то хоть у тебя борода и ты создан, чтобы лететь в бой на коне и обнажать меч, ты — покорная, лишенная всякого самолюбия кукла, какая когда-либо оставляла оскорбление безнаказанным. Ты хочешь помочь этому проклятому Эвенделу овладеть любимой тобою женщиной? Ты хочешь наделить их богатствами и наследством, и ты думаешь, что найдется другой человек, оскорбленный еще глубже твоего, но столь же немощный духом, с такою же, как у тебя, холодною кровью, так же пресмыкающийся во прахе земном, и ты смеешь надеяться, что этот другой человек — Джон Белфур?

   —     Что касается моих чувств, — спокойно заявил Мортон, — то я отвечаю за них только пред небом. Мне кажется, мистер Белфур, что вам вполне безразлично, владеет ли этим имением Бэзил Олифант или лорд Эвендел.

   —      Ты заблуждаешься, — сказал Берли, — оба они во мраке, оба не знают света, как те, чьи глаза никогда не открывались навстречу дню. Но Бэзил Олифант — Навал, Димас, низкий негодяй, богатством и силой которого располагает тот, кто угрожает ему их лишением. Он стал приверженцем истинной веры потому, что ему не дали земель Тиллитудлема, он стал папистом, чтобы прибрать их к рукам, он прикинулся эрастианином, чтобы их снова не отняли у него, и он будет подвластен мне, пока у меня документ, при помощи которого их могут у него отобрать. Эти земли — удила между его челюстями, и кольцо, продетое сквозь его ноздри, уздечка и повод в моих руках, и я могу направлять его, куда мне покажется нужным. Вот почему они будут принадлежать Олифанту до тех пор, пока я не найду искреннего и верного друга, которому смогу отдать их во владение. А лорд Эвендел — это язычник, сердце которого словно кремень, а чело — как адамант; блага земные сыплются на него, как листья на мерзлую землю, а он с бесстрастием будет смотреть, как их унесет первый же порыв ветра. Языческие добродетели подобных ему для нас опаснее, чем гнусная алчность тех, кто, руководствуясь своей выгодой, должен влечься за нею и потому, раб корысти, может быть призван трудиться на винограднике, хотя бы ради того, чтобы заслужить свою греховную мзду.