Том 4. Чистое Сердце. Флибустьеры

В Испанской Америке считается чуть ли не догматом веры, что индейцы и метисы всего лишь жалкие создания, способные только на то, чтобы изо дня в день поддерживать свое существование, и только белые имеют право именоваться мыслящими людьми, одаренными разумом и сотворенными по подобию Божию.

Нужно прибавить, что после пребывания в Америке в течение нескольких лет взгляды европейцев на метисов мало-помалу меняются. После более близкого общения с туземным населением они начинают менее предубежденно судить о местных жителях и видят, что это такие же люди, только испорченные условиями быта своей страны. Граф не пережил еще этого поворотного момента и продолжал видеть в метисе существо, лишенное разума, и действовал соответственно своим взглядам.

Убеждение это дорого обошлось впоследствии графу.

Движение плеч капатаса не ускользнуло, однако, от его внимания. Он хотел было что-то сказать ему, но в это время появился сержант в сопровождении незнакомца, и глаза всех присутствующих впились в него.

Незнакомец, нисколько не смущаясь, выдержал перекрестный огонь взглядов и, оставаясь по-прежнему закутанным в свой плащ, самым непринужденным образом приветствовал графа и его товарищей.

Появление этого человека в зале пиршества произвело на сотрапезников неприятное впечатление, словно он чем-то стеснил их. Чем — они не могли объяснить, но все сразу умолкли.

Глава XVII КУКАРЕС

Молчание длилось довольно долго, так что всем стало неловко. Граф это понял первым. Светский человек до кончиков ногтей, то есть человек, привыкший легко и незаметно выпутываться из самых трудных положений, он поднялся, с улыбкой подошел к незнакомцу, протянул ему руку и сказал, обращаясь к своим офицерам, мягким, томным голосом, совсем как в парижском салоне, с чуть заметным приветливым поклоном, в котором в то же время сквозила ирония:

— Господа, позвольте вам представить кабальеро — я не имею чести знать его имени, — который, как он сам отрекомендовался, состоит в числе моих самых непримиримых врагов.

— О, сеньор! — подавленным голосом только и мог произнести незнакомец.

— Слава Богу! Я в восхищении! — живо воскликнул граф. — Не защищайтесь, мой дорогой враг, прошу вас сесть рядом, к столу.

— Вашим врагом я никогда не был, сеньор граф. Доказательство тому, что я сделал восемьдесят миль, чтобы просить вас об одной услуге.

— Вы должны сначала заплатить за нее. Дела оставим до утра. Попробуйте теперь это шампанское, прошу!

Незнакомец поклонился, взял стакан и торжественно обратился к присутствующим с таким тостом:

— Senores caballeros, пью за счастливый успех вашего похода! — И, поднеся стакан к губам, он залпом опорожнил его.

— В обществе вы премилый человек, кабальеро. Благодарю за тост, он ободрил нас. Он предвещает нам нечто хорошее.

— Капитан, — обратился к графу лейтенант Мартин, — будьте так добры, расскажите нам, что произошло между вами и этим кабальеро.

— С удовольствием, господа. Но только я попросил бы кабальеро, раз уж он попал ко мне в гости — чего он так страстно, по-видимому, желал, — я просил бы его, повторяю, быть столь любезным и открыть нам свое инкогнито, оно продолжается чересчур долго. Хотелось бы узнать, как его зовут, кого мы имеем честь принимать.

Незнакомец рассмеялся и откинул свой плащ, который до сих пор закрывал его лицо.

— С величайшим удовольствием, кабальеро, но я думаю, что имя мое, так же, как и лицо, которое вы теперь видите, не скажет вам ничего. Мы встречались всего один раз, сеньор граф, и во время этой встречи, во-первых, было довольно темно, а, во-вторых, у вас шло слишком горячее дело с моим товарищем, так что, если даже вы и видели мои черты, то едва ли они запечатлелись в вашей памяти.

— Действительно, сеньор, — отвечал граф, внимательно оглядывая своего бывшего противника, — должен признаться, что решительно не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь встречался с вами.

— Я это знал.

— В таком случае, — живо воскликнул граф, ударив рукой по столу, — почему вы так упорно и старательно скрывали свое лицо?

— Э! Сеньор граф, у меня на то были свои причины. Кто знает, не пожалеете ли вы сами, что заставили меня открыть свое инкогнито, которое мне хотелось бы сохранить.

Эти слова были произнесены язвительным тоном, в котором явно слышалась угроза. Это поняли все сидевшие, несмотря на видимую беззаботность незнакомца.

— Пустяки, сеньор, — презрительно взглянув на него, ответил граф. — Я принадлежу к числу людей, которые подкрепляют свои слова концом своей шпаги. Но довольно чесать языком даром, говорите же нам, кто вы такой.

— Какое из моих имен желаете вы знать, кабальеро? Мое военное имя, имя, которое я ношу в походе, или имя…

— Говорите любое! — нетерпеливо перебил его граф. — Лишь бы только знать, с кем мы имеем дело.

Незнакомец поднялся, обвел всех надменным взглядом и твердым голосом начал так: