Том 4. Чистое Сердце. Флибустьеры

Охотник За Скальпами и Руперто последовали за главарем в одну из боковых галерей. С каждой стороны в ней были своего рода ниши, закрытые вместо занавесей циновками. То там, то здесь на стенах галереи были прикреплены на железных кольцах зажженные факелы, распространявшие вокруг себя красноватый дымный свет, которого, однако же, было вполне достаточно, чтобы найти дорогу. После того как авантюристы шли в течении десяти минут по различным галереям, казавшимся настоящим лабиринтом, где нетрудно было заблудиться, атаман остановился у одной пещеры и, подняв полог, скрывавший ее вход, знаком пригласил спутников войти. Сам Сандоваль вошел за ними следом, опустив за собой полог. Пещера, в которую атаман привел своих гостей, была очень большой и высокой. Через незаметные для глаз трещины в нее проникал наружный воздух, отчего здесь не было душно. Несколько перегородок разделяли пещеру на комнаты. Золотое паникадило, похищенное, по всей вероятности, в какой-нибудь церкви, висело под самым потолком. К нему была прикреплена лампа с ароматным маслом, освещавшая ярким светом внутреннюю часть пещеры.

К сожалению, остальная меблировка совсем не соответствовала этому драгоценному предмету. Напротив, она была в высшей степени скромна и состояла из большого стола темного ореха, шести скамеек грубой работы и двух бутак. Лишь эта мебель могла претендовать на то, чтобы считаться комфортабельной. На стенах висели рога бизонов, когти гризли — охотничьи трофеи разбойников, добытые на охоте в прериях. Единственным предметом, останавливавшим на себе взгляд, были козлы, где помещалось все оружие, употребляемое в Америке, начиная с копья и лука и кончая саблями, ружьями и двуствольными пистолетами.

Было очевидно, что разбойник отдал распоряжения по приему гостей. На столе стояли деревянные миски, хрустальные стаканы и серебряные блюда, среди которых разместили кувшины — одни с водой, другие с винами, наиболее любимыми мексиканцами.

Урс со своей мрачной физиономией приготовился прислуживать гостям.

— Прошу к столу, сеньоры кабальеро, — с важностью проговорил Сандоваль, усаживаясь на скамью.

Гости последовали его примеру. Каждый из присутствующих, вынув из-за сапога нож, с жадностью принялся за великолепный пирог из дичи, что было вполне понятно, если учесть, что они почти весь день ничего не ели. Впрочем, мы должны отдать справедливость предводителю разбойников: судя по угощению, которое он предлагал гостям, было очевидно, что недостатка в хорошей провизии здесь не испытывали.

В начале обеда все молчали, думая лишь о том, чтобы утолить голод. Но когда аппетит их был до некоторой степени удовлетворен и по англо-американскому обычаю, принятому в прериях, чаша с вином пошла вкруговую, напускная холодность, царившая среди общества, сразу исчезла, и каждый заговорил со своим ближайшим соседом. Затем голоса зазвучали громче, и вскоре все заговорили разом.

Только двое изо всех, сидевших за столом во время обеда, угрожавшего перейти в пьяную оргию, умеренно прикасались к вину. Это были Сандоваль и Белый Охотник За Скальпами.

Атаман, старательно подливая своим гостям, заботился о том, чтобы самому не опьянеть и сохранить необходимое хладнокровие. С некоторым беспокойством присматривался он к незнакомцу, которого случай сделал его гостем. Этот мрачный человек внушал ему неприятное чувство, которого он не мог себе объяснить, но, вместе с тем, он не осмеливался расспрашивать его. Законы прерий запрещали задавать какие бы то ни было вопросы чужестранцу, пока тот сам не пожелает сказать, кто он такой.

К удовольствию Сандоваля, любопытство и нетерпение которого возрастали с каждой минутой, у Руперто появилось не менее горячее желание объяснить цель своего прибытия к разбойникам, а потому, в то время, когда разговор сделался общим и каждый старался перекричать другого, Руперто несколько раз с силой ударил рукоятью своего кинжала по столу, требуя молчания.

Крики мгновенно смолкли, и все головы повернулись в его сторону.

— Чего вы хотите, Руперто? — спросил его Сандоваль.

— Чего я хочу? — ответил тот коснеющим от обильного возлияния языком. — Я требую слова.

— Всем молчать! — повелительно сказал атаман. — Говорите, Руперто! Никто не станет перебивать вас, даже если вы будете говорить до восхода солнца.

— Карамба! — воскликнул техасец со смехом. — Я вовсе не намереваюсь так долго испытывать ваше терпение.

— Поступайте как вам угодно, compadre, вы — мой гость и, кроме того, старый знакомый. Это дает вам право делать все, что вы захотите.

— Благодарю вас за любезность, атаман! Я прежде всего должен от себя лично и от имени моих спутников выразить вам искреннюю благодарность за ваше гостеприимство.

— Довольно, довольно об этом! — небрежно сказал Сандоваль.

— Нет, нет, не довольно, — напротив! Не каждый день можно найти в прериях такое обильное угощение, как ваше, и надо быть неблагодарным, как монах, чтобы не признать этого!

— Ха-ха! — усмехнулся атаман. — Разве сегодня, когда я вас встретил, вы не говорили, что посланы ко мне монахом Антонио?

— Да, это так.