Слушай! Когда многие умерлиВ глубине большой воды,И родине ржаных полейНекому было писать писем,Я дал обещание,Я нацарапал на синей кореБолотной березыВзятые из летописиИмена судов,На голубоватой кореНачертил тела и трубы, волны, –Кудесник, я хитр, –И ввел в бой далекое мореИ родную березу и болотце.Что сильнее, простодушная березаИли ярость железного моря, кипящего от ядер?Я дал обещание всё понять,Чтоб простить всем и всё,И научить их этому.Я собрал старые книги,Собирал урожаи чисел кривым серпом памяти,Поливал их моей думою, сгорбленный, сморщенный,Ставил упершиеся в небоСтолбы, для пения на берегу моря.Поставил и населил пением и жизнью молодежиБелые храмы времени, вытесанные из мертвого моря.Я нашел истины величавые и прямые,И они как великие боги вошли в храмыИ сказали мне: «Здравствуй!», – протянув простодушные руки,Наполнили дыханиемПустынные белые храмы.Мой разум, точный до одной энной,Как уголь сердца, я вложил в мертвого пророка вселенной,<Стал> дыханием груди вселенной.И понял вдруг: нет времени.На крыльях поднят как орел, я видел сразу, что было и что будет,Пружины троек видел я и двоекВ железном чучеле миров,Упругий говор чисел.И стало ясно мне,Что будет позже.И улыбался улыбкою Будды,И вдруг застонал, увидев молнии и подымая руку,И пена пошла из уст, и <молнии> растерзали меня.Ты видишь зажженную спичкуУ черного порохового погреба,Раньше забором закрытого,Гремучей смеси,Труда и бар,Царей и яростныхОхотников на них.Смотри: огромный толкнет нас,Мы полетим со стульев земного шараВ пропасть звезд.Готов ты окунуться в смерть?Тогда, пловцы по водам смерти,Смело грянем в водыИ будем разбивать жестокою рукойРеку смерти.Купанье всегда освежает,Хотя трудно в начале.Идем, учитель!
Учитель.
Думай.
Ученик
.Думаю; решил и ухожу.
Старший.
По-прежнему зеленые листьяНа дереве сидят, как бабочки,И каждое дерево,Как зеленый рыбак,Раскинуло зеленый неводВ бесконечную синь моря небаИ ловит солнце трудолюбивей.