Том 4: Итак, моя прелесть

— Судья Гаррисон обладает немалым влиянием. У оппозиции газеты с большим тиражом. Конечно, вам следует проявлять осторожность. Если вы не переступите рамки закона, никто не будет вам ставить палки в колеса.

— Если не считать Криди и Херца.

— Вы сказали, что сами позаботитесь о Херце?

— Я позабочусь о нем, но я ничего не говорил о «рамках закона».

— Об этом мне, пожалуй, лучше ничего не знать.

Поразмыслив над его словами, я сказал:

— В общем, дела обстоят следующим образом: я продолжаю расследование и все, что мне удается выяснить, сообщаю вам. Вы со своей стороны держите связь с комиссаром и в случае необходимости добиваетесь от него разрешения на арест. Так?

— Не совсем. Сведения, которые у вас будут, лучше передавать не мне, а в газету «Сан-Рафел». Ее издатель — горячая голова, он напечатает все, что может нанести ущерб интересам администрации. Если обстоятельствами убийства Шеппи заинтересуется пресса, комиссару волей-неволей придется что-то делать.

Я криво усмехнулся:

— А вы и Ренкин останетесь в тени. Если дело не выгорит, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.

Ему не понравилось мое замечание.

— Пока администрация… — начал он, но я не дал ему закончить.

— Я буду продолжать расследование, — сказал я. — Разумеется, не для того, чтобы на выборах победил судья Гаррисон. Дело касается убийства моего компаньона, и нераскрытое дело — плохая реклама для фирмы.

Он глубокомысленно кивнул:

— Я понимаю ваши чувства.

— Я не привык питаться воздухом, и для меня важно размотать клубок. Я поднялся. — И еще: если оппозиция победит и это частично будет моей заслугой, надеюсь, что мне возместят расходы?

На лице его появилась кислая мина:

— Вопрос о расходах можно обсудить, но сначала я должен быть уверен, что Криди замешан в этом деле.

— Само собой. Могу я рассчитывать на чью-либо помощь?

— Ренкин знает, о чем я с вами договариваюсь. Время от времени позванивайте ему домой, он будет сообщать, как идут дела у полиции.

— Кстати, как зовут эту «горячую голову», издателя, которого вы упоминали?

— Ральф Трой. На него можно положиться. Дайте ему факты, и он опубликует.

— Сначала надо их иметь, — сказал я. — Ну хорошо, посмотрим, что мне удастся сделать. До свиданья!

Он протянул мне руку:

— Желаю удачи, и будьте осторожны!

Встреча с Холдингом не вселила в меня особых надежд: мне по-прежнему приходилось полагаться на собственные силы и надеяться на удачу. Что же касается осторожности, то его напоминание было излишним: я не собирался рисковать без нужды.

3

Когда я выходил из полицейского управления, мне пришло в голову, что было бы полезно взглянуть на Маркуса Хана, но так, чтобы он не видел меня.

Сказав дежурному сержанту, что мне нужно переговорить с лейтенантом Ренкином, я спросил дорогу к моргу и направился к приземистому зданию, над дверью которого горел синий фонарь. Два окна были освещены, и я заглянул внутрь.

Около стола с телом Тельмы Каузнс, покрытым простыней, стоял Ренкин. Напротив него я увидел невысокого мужчину с копной пшеничных волос и бородкой клинышком. Мужчина был одет в сине-желтую клетчатую ковбойку и черные брюки, плотно прилегавшие к бедрам и расходившиеся в виде колокольчиков на лодыжках. На ногах были мексиканские сапоги с высокими каблуками и сложной вышивкой серебром. У него был правильной формы нос, глубоко посаженные умные глаза и выпуклый лоб.

Маркус Хан внимательно слушал Ренкина, похлопывая по сапогу тонким хлыстом. Он выглядел бы мужественно и внушительно, будь рядом с ним оседланный конь; без него же он был лишь кричаще одетым калифорнийским сумасбродом.

Судя по выражению лица Ренкина, беседа с Ханом не была плодотворной. Тот лишь кивал, изредка вставляя слово. В конце концов Ренкин набросил простыню на лицо мертвой девушки, и Хан пошел к выходу.

Я быстро отступил в тень.

Когда, миновав двор, Хан скрылся из виду, я вошел в морг. Ренкин с удивлением уставился на меня.

— Это был Хан? — спросил я.

— Да. Мошенник каких мало, но дело с горшками у него процветает. Он сколотил состояние, обманывая этих простофиль-туристов. Знаете, что он мне сказал? Ни за что не отгадаете! — Ренкин кивнул на мертвую девушку: — Она была такой набожной, что считала грехом оставаться наедине с мужчиной. У нее не было ни одного знакомого парня, если не считать за парня приходского попа. Поп был единственный человек мужского пола, с кем ее видели вместе, да и то во время сбора пожертвований для больных. Доктор говорит, что она девственница. Завтра я собираюсь сходить к священнику, но думаю, мы можем верить словам Хана.

— И все же она встречалась с Шеппи?

На лице Ренкина появилось брезгливое выражение.

— Он был и вправду такой донжуан, что мог влюбить ее в себя?

— Это было в его силах. Он умел понравиться женщине, хотя часто пользовался нечистоплотными приемами. Меня удивляет другое: почему он связался с такой святошей, как Тельма? Это совсем не его вкус. Может, отношения их были чисто деловыми: она передавала информацию, в которой он нуждался?