Корнилов сидел за столом и смотрел стереоскоп. Стереоскоп, надо сказать, был у меня замечательный. Огромный ящик из полированного красного дерева, блестящий, вместительный, с большими светлыми стеклами и богатым набором диапозитивов. Диапозитивы были чудесные, раскрашенные. Сзади они освещались электрической лампочкой так, что на них горело и играло все — павлины, фонтаны, фейерверки, потешные огни, радуги, северное сияние, салюты из пушек, веера в Версале. А сзади панорамы был еще потайной ящичек, и в нем лежали другие диапозитивы, тоже раскрашенные и тоже на стекле, но секретные. В этом же ящике я нашел желтую, сложенную вчетверо листовку. Она была набрана крупными кудрявыми буквами и обведена черной узорчатой рамкой с парящей ласточкой и улыбающимися карликами. Текст внизу листовки был такой:
Чудо XX века! Первый раз в городе Верном!
В казенном саду показывается:
Электростереопанорама!
Обширная программа в двух отделениях
I отделение
Волшебное путешествие за пятачок во все концы земного шара.
Снимки сделаны специальными нашими корреспондентами и раскрашены в Лейпциге от руки в аристократическом заведении Брокгауза.
Вы увидите —
слонов в девственном лесу Цейлона,
удава, душащего буйвола,
охоту негуса на львов,
тигра, терзающего свою несчастную жертву,
пещеру скелетов,
охоту на китов,
русалку, изловленную арабами в Красном море.
А также
Многое другое!!!
Внимание мужчин!
II отделение
За дополнительную плату в гривенник (с включением благотворительного сбора)
Сорок видов пикантных женщин.
Мир женской красоты!
Красотки Парижа, Берлина, Лондона и Мадрида в натуральном виде.
Разоблачение чудес света и полусвета.
Мадам Европа в объятиях негра.
Австрийские гусары берут приступом крепости любви.
«Так вот, моя Симона, где твоя корона». Пикантная повесть в трех частях (в красках).
Господ офицеров просим проглядеть наше зрелище бесплатно.
Нижние чины платят половину. Женщины и дети до 16 лет к просмотру второй части программы не допускаются. Панорама работает беспрерывно, до 12 часов ночи.
Спешите, спешите, спешите!!!
Только несколько дней! Перед отъездом в Москву и Петербург!
Кажется, я ничего не переврал в этой пышной и многообещающей программе. Хотя что-то пропустил уж наверное. Это ведь был большой развернутый тетрадный лист, густо заполненный текстом.
Панораму эту я нашел на чердаке среди ящиков и черепков. Она была запыленная, грязная и заляпанная штукатуркой. Я ее вычистил, отмыл горячей водой, а потом снес в столярку к деду, и он через два дня принес ее завернутую в чистую простыню и торжественно поставил на стол — крепкую, новенькую, пахнущую клеем и грушей.
— Ну, теперь верти опять хоть до утра, — сказал он. — Включи-ка свет, поставь баб.
Я поставил, и дед так и прилип к стеклу.
— Вот ведь собаки, — говорил он, покряхтывая от удовольствия и вертя ручку. — Что только не придумают, а?... Вот ученые люди, а?... Ах ты черт! Ты смотри, смотри! — И хохотал до слез.
Он досмотрел всех баб до конца, а потом спросил:
— А пол-литра где?
Я вытащил из-под стола бутылку зубровки, и мы ее распили тут же, перед панорамой. Дед охмелел, развалился и стал рассказывать.
— Мне эта панорама, можно сказать, старая знакомая. Ты знаешь, сколько я ее лет помню? — спросил он вдруг сурово. — Да лет, наверное, сорок, никак не меньше! Цирк «Интернационал» был, и она тут же рядом стояла в зеленой будке. Так жены мужиков из нее, ровно из гадючника, за шиворот таскали: «Ты чего там не видел?» Сколько тут крику было! Но ты вот что, однако, — он сделал обеспокоенное лицо, — ты эту музыку с бабами спрячь подальше. Поставь опять львов или слонов, а то знаешь как попасть может? Тут и меня не пощадят, музей все-таки.