Том 4. Художественные произведения 1842-1846

М. Горький писал, что Герцен в «Докторе Крупове» «едко обрисовал крепостное право» (М. Горький. История русской литературы, стр. 183). Важно заметить при этом, что среди «повально поврежденных» у Герцена почти отсутствуют крепостные, хотя «болезнь» оказывает свое разлагающее влияние на людей из простого народа, вроде кухарки Матрены, и даже на детей. Народ выступает в повести жертвой этого всеобщего безумия, и именно в его среде зреет протест против несправедливого устройства жизни. Однако Герцен в 40-х годах еще не рассматривал революционное движение крестьянских масс как «средство лечения» крепостнических порядков. Его Крупов называет другие меры: «Во-первых, истина, во-вторых, точка зрения, в-третьих, я далеко не все сказал, а намекнул, означил, слегка указал только». Разумеется, цензурные условия принуждали Герцена быть предельно кратким и осторожным, но несомненно горячее убеждение писателя, что человечество неизбежно пойдет по пути прогресса, что передовое общественное движение (т. е. «истина», «точка зрения») «исцелит» эту жизнь, основанную на насилии и несправедливости. «Местами воздух становится чище, – говорит в заключение Крупов, – болезни душевные укрощаются».

Примеры, которые подтверждали бы его теорию, Крупов ищет и в истории человеческого общества, начиная с древнего мира. Он склонен отрицать закономерный и прогрессивный характер развития общества, призывает не выставлять «после придуманную разумность и необходимость всех народов и событий». Герцен уже в 40-х годах не стоял и не мог стоять на такой точке зрения, лишавшей его революционные устремления исторической перспективы. Но памфлетом Крупова в его нарочито заостренной, гротескной форме он решительно разоблачал реакционную фальсификацию исторического процесса, служившую обоснованием «разумности» общества, основанного на эксплуатации. Сатира Герцена направлена и против капиталистического строя на Западе: буржуазная Европа также обнаруживает «очень удовлетворительные симптомы» безумия – «и в ирландском вопросе, и в вопросе о пауперизме, и во многих других». (Эти строки отсутствовали в тексте «Современника»; по всей вероятности, они были дописаны Герценом при издании «Прерванных рассказов» на основе собственных впечатлений от жизни Западной Европы).

В пессимизме и скептических парадоксах Крупова безусловно отразились некоторые стороны мировоззрения самого Герцена. Однако Герцен шел дальше своего героя и никогда не терял веры в светлое будущее народа, в его освобождение от угнетения и произвола. Внутренняя полемика со своим героем-скептиком в вопросах исторического развития, начатая Герценом образом Крупова в романе «Кто виноват?» и в повести «Доктор Крупов», в разных вариациях проходит через ряд других беллетристических произведений писателя («Поврежденный», 1851, «Скуки ради», 1868–1869, «Aphorismata», «Доктор, умирающий и мертвые», 1869).

Повесть «Доктор Крупов» была исключительно тепло встречена как читателями, так и передовой русской критикой. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинский писал о «превосходном рассказе» Искандера: «В нем автор ни одною чертою, ни одним словом не вышел из сферы своего таланта, и оттого здесь его талант в большей определенности, нежели в других его сочинениях. Мысль его та же, но она приняла здесь исключительно тон иронии, для одних очень веселой и забавной, для других грустной и мучительной, и только в изображении косого Левки – фигуры, которая бы сделала честь любому художнику, – автор говорит серьезно. По мысли и по выполнению, это решительно лучшее произведение прошлого года…» (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. XI, стр. 119).

«Крупов восхитителен», – писал Белинскому Тургенев 14/26 ноября 1847 г. (см. В. Г. Белинский. Письма, т. III, стр. 385), а Грановский назвал повесть Герцена «гениальной вещью»: «Давно я не испытывал такого наслаждения, какое он мне дал. Так шутил Вольтер во время оно, но в Крупове более теплоты и поэзии» (ЛН,т. 62, стр. 92).

«…от этой пьесы, – писал Грановский Герцену в другом письме (от 25 августа 1849 г.) – мне повеяло всем тобою. В Левке и в Крупове были знакомые, дорогие мне черты, хотя они и не похожи один на другого» (там же, стр. 96).

Образ Крупова неоднократно использовался Герценом в его публицистике. Широкая популярность повести позволяла ему одним упоминанием своего героя высмеивать политических противников «Колокола». Недаром реакционные круги спустя много лет относили повесть Герцена к числу его наиболее революционных выступлений в 40-х годах.

…от резиденции…– т. е. от Москвы, сохранившей после того, как столицей стал Петербург (1712), значение важного административного и церковного центра.

…знал Вольфиеву философию… – Вероятно, имеется в виду учение немецкого философа-идеалиста Хр. Вольфа о бессмертии человеческой души; в начале XIX века в России преподавалось в семинариях.