Том 4. Красная комната

Поздравляю тебя, что тебе пришлось выставить твою картину и что она произвела такой эффект. Заметка была принесена Исааком в «Серый Колпачок» без ведома редактора, который потом бесился, читая ее, так как он клялся, что из тебя ничего не выйдет. После того, как тебя признали за границей, ты, конечно, имеешь теперь имя и здесь, на родине, и я могу больше не стыдиться моего знакомства с тобой.

Чтобы ничего не забыть и быть кратким, ибо, как ты знаешь, я ленив, а сегодня, кроме того, и утомился после дежурства в родильном приюте, я напишу письмо в форме заметок, совсем как в «Сером Колпачке»; благодаря этому ты можешь легче перескочить через то, что тебя не интересует.

Политическое положение становится всё более интересным; все партии подкупили друг друга взаимными подарками, и теперь все серы; эта реакция, вернее всего, кончится социализмом. Я говорил на днях с одним из моих товарищей, который уже статский советник в отставке… Он уверял меня, что теперь легче стать статским советником, чем экспедитором. Работа же очень напоминает ту, которую приходится делать, когда даешь поручительства, — приходится только подписывать! С уплатой не так уже строго, есть ведь второй поручитель.

Пресса — да ведь ты ее знаешь! В общем она стала деловым предприятием, она следует убеждению большинства, то есть большинства подписчиков, а большинство подписчиков реакционно. Я спросил однажды одного либерального журналиста, почему он так хорошо пишет о тебе, не зная тебя. Он сказал, что делает это потому, что на твоей стороне общественное мнение, т. е. большинство подписчиков.

— А если общественное мнение повернется против него?

— Тогда я его, конечно, отделаю!

Ты, конечно, понимаешь, что при таких обстоятельствах всё поколение, подросшее после 1865 года и не представленное в риксдаге, должно прийти в отчаяние; поэтому они нигилисты, т. е. они… на всё, или же находят выгодным стать консервативными, ибо стать при таких обстоятельствах либеральным, это к чёрту-с!

Экономическое положение подавлено. Запас векселей, мой, по меньшей мере, падает; даже лучшие бумаги, подписанные двумя Dr med., не имеют успеха ни в каком банке.

«Тритон» ликвидирован, как тебе известно.

Николаус Фальк, друг и брат, который имел частные ссудные делишки, решил соединиться с несколькими сведущими людьми и открыть банк. Новая программа гласит:

«Так как опыт — поистине печальный (составитель — Левин, замечаешь?) — показал, что депозитные бумаги недостаточная гарантия, чтобы получить обратно ссуженные ценности — т. е. деньги, — мы, нижеподписавшиеся, побуждаемые бескорыстной ревностью к делам отечественной промышленности и чтобы дать состоятельной публике большую гарантию, составили банк, под именем «Акционерное общество для гарантии залогов». Нового и надежного, — ибо не всё ново и надежно, — в нашей идее то, что закладывающие свое имущество получат, вместо неимеющих никакой цены залоговых расписок, ценные бумаги на полную сумму залога и т. д.».

Дело еще существует, и ты можешь вообразить, какие ценные бумаги они вручают взамен расписок!

Левин. Острым взглядом Фальк оценил, какую пользу он может извлечь из такого человека, как Левин, который, кроме того, развел колоссальные знакомства своими займами. Но чтобы подготовить его как следует и ознакомить его со всеми закоулками дела, он опротестовал один его вексель. Потом он выступил в качестве спасителя и сделал его чем-то в роде советника с титулом секретаря правления. И теперь этот Левин сидит в маленькой отдельной комнате, но не смеет показываться в банке.

Исаак Леви кассиром в этом банке. Он сдал экзамен (с латынью, греческим и еврейским) так же, как и юридические предметы и философские, с высшей отметкой; конечно, «Серый Колпачок» оповестил об его экзамене. Теперь он продолжает изучать право и делает гешефты на собственный счет. Он, как угорь, у него девять жизней, и он живет ничем. Он не употребляет спиртных напитков и никотина ни в каком виде; есть ли у него другие пороки, не знаю, но он плодовит! У него железная лавка в Гернозунде, сигарный магазин в Гельсингфорсе и галантерейная лавка в Седертелье; кроме того, у него несколько домиков на юге Стокгольма! Он человек с будущим, говорят люди. Он человек с настоящим, скажу я.