Том 4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое

— Не бойтесь, не обижу, — сухо ответил Ткаченко.

— Я верю-с, как господу богу. Но все же желательно знать точно.

— Все, что нужно белья и вещей, двести десятин и десять тысяч.

Жених поднялся.

— Виноват, не выходит. Маловато. Вот если бы триста десятин и пятнадцать тысяч деньгами, оно бы было подходяще.

— Вы забываете о чести, которую я вам оказываю, выдавая за вас дочь, — вспылил Ткаченко.

— Честь честью, — ответил жених, ехидно-ласково смотря в глаза будущему тестю, — да ведь невеста-то с изъянцем.

Ткаченко вздрогнул и резко бросил:

— А вы видали изъян?

Жених невозмутимо ответил:

— Видать не видал, но слыхал, а потом и увижу. Если несогласны, прощайте. Но только другого жениха, как я, вам не найти.

— Стойте, черт с вами! Согласен! — злобно крикнул Ткаченко и, открыв дверь в соседнюю комнату, сказал жене: — Позови Антонину.

Антонина вошла бледная, но спокойная и стала у порога, опустив глаза.

— Тоня, — обратился к ней отец, — господин пристав сделал тебе предложение, и я ответил за тебя согласием. Поздоровайся с женихом.

Антонина молча подошла к жениху, подала ему руку и, взглянув ему в лицо, пожала плечами, расхохоталась и убежала из комнаты.

— Нервная барышня, — сладко сказал пристав, — волнуется.

Со свадьбой торопились, подходил пост. Михаил Иванович решил не ударить лицом в грязь и не жалеть расходов, чтоб заткнуть рты всем сплетникам. Венчать должен был священник соседнего села, тот самый, который был на семейном совете. В церковь съехались все окрестные помещики и их семейства. После венца молодых усадили в ландо, и они первыми помчались в дом Михаила Ивановича, где должен был состояться свадебный пир.

Дороги было шесть верст. Добрые лошади быстро несли ландо. По середине дороги был маленький овраг с растущими в нем вербами. Кучер стал придерживать четверку на спуске, и вдруг из-за верб появились четыре человека с ружьями в руках.

— Стой! — крикнул звучный голос. Кучер растерялся и выронил вожжи под направленным в него дулом. Пристав беспомощно вцепился пальцами в сиденье и только ворочал толстой шеей, не сводя глаз со второго ствола, глядевшего ему в лоб. Молодой человек подошел к ландо.

— Сходи, Тоня, — сказал он, — скорей! У нас мало времени. Могут подъехать другие.

Невеста с радостным криком выскочила из экипажа и обняла молодого человека.

— Иди за вербу, снимай подвенечное платье, там в саке простой костюм. И не копайся.

— Зачем? — спросила Антонина.

— Нашла время спрашивать. Беги, скорей! Некогда, говорю. Сама увидишь.

За вербой Антонина нашла в чемоданчике синюю юбку, английскую кофточку и легкое пальто. Торопясь и волнуясь, она сорвала подвенечный наряд и быстро переоделась.

— Готова? — спросил Твердовский и, получив утвердительный ответ, крикнул двум товарищам: — Ну, ребята, теперь живее. Венчай его благородие!

* * *

Михаил Иванович с женой ждали в дверях дома возвращения молодых из церкви, чтобы осыпать их хмелем. В воротах заклубилась пыль, ландо вскочило во двор, и лошади круто свернули вместо крыльца к конюшне. Растерявшийся Михаил Иванович, увидав, как они исчезли в воротах конного двора, бросил блюдо с хмелем и помчался туда, чуя беду. Подбежав ближе и растолкав ошеломленных конюхов, он увидел невероятную картину. На сиденье, почти без чувств от страха и бешенства, полулежал пристав, связанный с овцой, одетой в подвенечный наряд, а к передней стенке ландо был приколот лист бумаги с четкой надписью: «Поздравляю молодых, привет папаше. Твердовский».

Глава седьмая ЛЕСНЫЕ БРАТЬЯ

Увоз Твердовским среди бела дня невесты злосчастного пристава всколыхнул всю округу. Михаил Иваныч с обездоленным новобрачным помчался уже в губернский город жаловаться губернатору.

Заработала полицейско-судебная машина, посыпалась, как из мешка, служебная переписка о разбойничьей шайке Твердовского, и все полицейские чины уже облизывали губы в мечтах о командировочных и суточных за разъезды по поимке дерзкого разбойника. Всем молодым следователям снилось, что они допрашивают пойманного преступника, а молодым товарищам прокурора, что они блестящей обвинительной речью на суде добиваются для Твердовского каторги и кандалов.

Губернатор срочно донес о происшествии министру внутренних дел и, выражая уверенность, что разбойник через неделю будет пойман, деликатно намекал на представление к ордену.

А в это время в лесу, на холмистом местечке, окруженном со всех сторон болотами, Твердовский сидел в маленькой хижине, оставленной смолокурами, вместе с Антониной, и ожидал возвращения Иванишина. В Иванишине Твердовский нашел незаменимого человека и верного друга. В ту ночь, когда они вместе бежали из кордегардии, пробираясь по болотам к этой самой хижине, знакомой Иванишину, Твердовский рассказал парню, что мечтает о борьбе с помещичьим гнетом и надеется подыскать для этого десяток хороших товарищей.