Том 4. Личная жизнь. Рассказы и фельетоны, 1931–1946

Ну сложились по шестнадцати рублей на рыло. Купили кроликов. Клетки. Уборщицу. Пятое-десятое.

Вот имеем двадцать три кролика и ожидаем от них, согласно обещанию, чудовищного приплода.

Только вдруг мы замечаем, что кролики наши очень такие, что ли, привередливые насекомые. Они и то не жрут и это не кушают. Их интересуют, видите ли, свеженькие овощи, листочки, сухарики. Еще чего! Очень в них барство наблюдается и капризы, чего даже не бывает у служащих.

В столовой у нас бывает много объедков — так они морды воротят. Они сырые объедки не едят. Они хотят свеженький хлеб, пятое-десятое. Пирожные, может быть.

Вот видим, начали у нас кролики сохнуть.

Начальники говорят:

— Пущай каждый служащий берет каждого кролика под свое шефство и пущай ежедневно своим подшефным чего-нибудь носит. Это и их не разорит, и всячески план будет выполнен.

Ну стали служащие носить — которые корку принесут, которые печенье «Мария». А им все мало. У них только и делов — пожрать побольше. Это жуткое животное в смысле еды. У них никаких других идейных запросов не бывает. Им бы только пожрать.

Начальники говорят:

— Пес их знает — действительно много жрут. Вскочили нам эти кролики в копеечку.

Служащие говорят:

— Надо было свинок завести. Все-таки у нас объедки бывают.

Вскоре у нас кролики стали хворать. Главное, один кролик захворает, и от него все начинают хворать. Очень нежная тварь.

И чем лечить — неизвестно. Ихний врач говорит:

— Их надо едой лечить — это низшие животные. Они питание себе требуют.

Вскоре осталось у нас девять кроликов. Остальные дуба дали.

Ну обрадовались служащие. Девять кроликов прокормить еще можно.

Вскоре наступила сырая погода. И хотя эти последние, как говорится, ходят в мехах, но тем не менее простужаются и, главное, боятся сквозняка. Еще чего!

Стали эти девять подлецов кашлять и чихать.

И вскоре осталось у нас всего две персоны.

Хотели мы их употребить в столовую. Но завхоз не позволил.

— Может, — говорят, — они одумаются и начнут нести потомство. Хотя это маловероятно, поскольку это два самца. Но все-таки подождем. А нет — так тогда в столовую.

Наш бухгалтер устроил калькуляцию и подсчитал стоимость одного обеда из этих будущих кроликов. Он говорит:

— Один обед обойдется рублей в семьдесят.

Так что кто из служащих получает сто рублей в месяц, тем, конечно, такой обед будет не по карману.

Ну это, конечно, только у нас. Как в других учреждениях, я не знаю. Может, там кроликов по две копейки продают.

А у нас, извините, такой казус. Такое головотяпство. Ну я понимаю, там, где нет столовой, там пущай кроликов разводят, а где есть объедки — там бы наилучше всего свинок.

И служащие у нас теперь прямо вздрагивают при слове «кролик». А при слове «свинья» улыбаются.

А так все остальное хорошо.

Понимать надо

Тут у нас в Ленинграде произошел довольно интересный случай. Один квартирант имел небольшую квартиру.

Вот имеет он небольшую квартиру и в этой небольшой квартире сжигает он электричества рублей на тридцать в месяц. Другие сжигают на такой площади рублей на пять, а он — на тридцать.

Он любитель электричества. У него день и ночь сияют лампочки. У него в каждом углу свет.

Даже одну лампочку он в клетку провел. У него в клетке жила небольшая белка. Так вот он и белку электрифицировал.

— Мне, — говорит, — интересно белку наблюдать при полном освещении.

Только однажды на собрании ему председатель жакта говорит:

— Вы, — говорит, — уж очень электричество не бережете. У вас, говорят, день и ночь в окнах свет играет. Надо полегче. Надо экономить.

Квартирант с обидой в голосе отвечает:

— Я, — говорит, — очень удивлен вашим грубым замечанием. У меня, — говорит, — счетчик. Я, — говорит, — дармового электричества не имею. За каждый, — говорит, — сожженный ампервольт я, — говорит, — плачу государству наличные деньги. И я так понимаю, что государство тем более заинтересовано, что я больше жгу. От этого государство крупные деньги имеет.

Тут встает один жилец, некто такой Жуков. Бывший партизан. Рабочий сейчас. Он очень горячо говорит, но немного, к сожалению, заикается:

— В-вы, — говорит, — я из-виняюсь, ф-ф-форменный д-д-ду-рак. Гос-государство, — говорит, — х-хочет освещать не только вашу паршивую квартиру, но и деревни, колхозы и так далее, и в силу этого, — говорит, — расход энергии и топлива очень увеличился. Надо, чтобы все пока что понемногу пользовались... А вы-вы, — говорит, — л-лезете со своими д-деньгами. Это, — говорит, — есть бур-бур-буржуазный подход к делу. В данном, — говорит, — случае в-ваши тридцать рублей гос-государству нужны, как с-собаке пятая нога. Вы, — говорит, — лучше с этих пор поменьше жгите, а то я могу на вас р-рассердиться.

Тут председатель от себя добавляет:

— Да, — говорит, — Жуков правильные мысли развивает. И, кроме того, в этой электроэнергии нуждаются заводы и фабрики, поскольку машины приводятся этим в действие. Так что, — говорит, — тут даже можно усмотреть в действиях вышеуказанного квартиранта некоторое вредительство на фронте пятилетки[7].

Тут сначала любитель электричества начал ругаться, но после заробел и говорит: