– Да из-за чего... Молодые, охота кулаки-то почесать. Вообще из-за девок большинство. Из-за девок много хороших людей пропадает. У меня дружок был, Ванька Отпущеников, так этот Ванька ходил с одной девкой, с Нюркой Беспаловой. Ну, и задумал ее обмануть. Давай, говорит, женимся. Ночь-то переспал с ней в кладовке, а утром вытурил. А она, Нюрка-то, к матери его. Стучится чуть свет в дверь-то, заполошная девка. Она потом куда-то уехала от стыда. Вот стучит что есть мочи... А мать Ванькина была сердцем слабая. Выскакивает на улицу-то, а Нюрка кэ-эк кинется ей на грудь да как заорет: «Ой, да что же он со мною наделал-то!» Мать, как стояла, так упала. Тут же и померла. А у Ваньки три брата еще было. Осерчали они крепко, братья-то, побили его, да, видно, чересчур – помер Ванька тоже. Жалко мне его было, хороший товарищ был.
– Да-а... – задумчиво сказал Иван. – Не шутили.
– Какие шутки!
– А милиция была? – спросил Пашка.
– Никакой милиции. Это потом уж, в году в двадцать пятом, стала милиция. Родионов вон, секретарь теперешний, первый милиционер у нас был. А до этого никаких милиций. В районе – тогда центр-то в Старой Барде был – имелась каталажка. Кто шибко уж набедокурит, приедут отвезут туда.
– Ну, Иван, пойдем? – не терпелось Пашке.
– Пошли.
Уже начало темнеть. День угомонился, отсверкал, отзвенел... На землю опустились сумерки, и природа, люди зажили другой жизнью – приглушенной, спокойной.
– Пойдем к ней? – сказал Пашка.
– Ты что? К Майе? Да ты что?
– Я буду говорить, ты... просто так.
Иван остановился, посмотрел на брата.
– Не гляди, я трезвый уже. Возьмем ее к себе, и все.
Ивана поразила такая простая мысль: взять к себе, и все. И все мучения долой. Неужели так можно?
– Как же так?..
– А что?
– Пойдет, думаешь?
– Пойдет. Вот именно сейчас самый такой момент: когда бабе изменяют, ей кажется, что она уже никому больше не нужна. А мы придем и скажем, что она нам нужна. Она и пойдет с нами – назло своему бывшему мужу. Ясно? Их понимать надо.
– У нее ребенок будет, – вспомнил Иван. – Ты знаешь об этом?
– Ну и что?
– Пошли.
Пошли к Майе.
– А если он там, этот?..
– Ноль внимания. Как будто его нету, – Пашка подсобрался, похорошел, как петух перед дракой.
– Сомневаюсь я здорово.
– Все будет в порядке. Даже не размышляй сейчас, – Верил ли Пашка сам в успех или шел просто так, уступая своему авантюрному характеру, – непонятно. Он не думал ни о чем. Он шел. Он не мог не идти, поэтому шел. А уж если он шел куда, он не останавливался – шел. – Он сам ей об этом сказал? – спросил Пашка.
– О чем?
– Что он больше ее не любит.
– Не знаю, – Ивану не хотелось передавать Зоин рассказ о том, как учителя и Марию застала где-то школьная уборщица. Даже думать об этом было противно. Чудилось что-то нехорошее, насильственное в этом содружестве учителя и Марии. Одно из двух: или учитель – тот самый никем не признанный гений, какого искала Мария, или он ловкий и нахальный гад, который сумел обвести ее вокруг пальца.
«Дура ты, дура... Дуреха большая».
Озлобления, какое он испытывал днем, не было. Было тоскливо и грустно. Было жалко Марию.
Майя была одна дома. Сидела у стола спокойная, не рвала на себе волосы, не рыдала... Даже улыбнулась, здороваясь.
– Здравствуйте, ребята. Садитесь.
Может, это и сбило Пашку с панталыку, он оробел. Одно дело, когда человек убит горем, когда он от отчаяния на стенку лезет, и совсем другое – когда он, как говорят, ничем ничего.
– Как живешь? – спросил Пашка.
– Хорошо.
– Попроведать зашли тебя...
– Спасибо, что не забываете...
Иван видел, какая Майя была в райкоме. Удивляла разительная перемена, которая произошла с ней.
«Может, помирились уже, – подумал он. – Наверно, это была сплетня и сейчас все, слава богу, выяснилось».
– А мы, значит зашли вот... – заговорил было Пашка, но Иван сделал свирепое лицо, наступил ему на ногу и мотнул головой – «молчи». – ...Зашли вот попроведать.
– Еще раз спасибо. – Майя улыбнулась. – Вы как живете?
– Тоже хорошо, – Пашка уловил момент, когда Майя не смотрела на него, тоже сделал свирепое лицо и тоже молча спросил у Ивана: «В чем дело?»
«Молчи».
Майя заметила, что братья что-то мнутся, вопросительно уставилась на Ивана; она только сейчас вспомнила, что видела его днем в райкоме, а значит, и он видел ее. Иван, встретив такой откровенно вопросительный взгляд молодой женщины, смутился.
– Ну, пойдем, Павел?
– Пошли.
Попрощались с Майей, вышли на улицу.
– По-моему, они помирились. Вранье, наверно, это все, сплетни.
– Да?
– Давеча так плакала, а сейчас... Нет, кумушка какая-нибудь болтанула давеча, она и взвилась... Молодая еще.
– Значит, все, – Пашка сплюнул на дорогу. – Ну как тут не напиться?
– Брось, это не выход.
– А что делать?
– Влюбиться в кого-нибудь.
– Да я всю жизнь только и влюбляюсь!.. А видишь, что получается.
– Значит, не так что-то.
– Что не так?
– В чем-то ошибаешься. Может, хамить сразу начинаешь – баба не выносит этого. Вообще я тебе откровенно скажу: будь я бабой, я бы тоже не посмотрел на тебя – болтаешь ты много, куда к черту!
– Так ведь стараешься, чтоб ей веселее было! Не умирать же от скуки.