Арсений Ильич
. Наташа, ведь это ничего? Он вернется? Ну конечно, вернется. Ведь должен же он вернуться? Наташа? Ну что же ты молчишь? Вернется?Наталья Петровна
. Нет, Арсений. Он не вернется.Действие второе
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Арсений Ильич.
Наталья Петровна.
Соня.
Бланк.
Евдокимовна.
Петр Петрович Львов.
Борис, сын его, поручик гвардейского полка, нервный, озабоченно-рассеянный.
Доктор Чижов, военный врач, подчиненный Львову, выхоленный, самодовольный.
Котков, военный фельдшер.
Дорофеев, денщик. В генеральском сюртуке, без погон и светлых пуговиц.
Денщики, вестовые.
Действие происходит в казенной квартире Львова, в Петербурге.
Маложилая комната в казенной квартире, не то одна из гостиных, не то читальня. Утро. На столе лекарства, вообще склад лечебных вещей, которые не хотят держать в комнате больного. Налево дверь в комнату, где лежит Андрей. Перед дверью ширма.
Соня
. Принесите спирту.Денщик
. Так точно.Соня
. У него есть кто-нибудь?Денщик
. Полковник Павловский с докладом.Соня
. Давно?Денщик
. Да уж с полчаса.Соня
. Вот что, Дорофеев. Как только приедет доктор, доложите генералу.Денщик
. Слушаюсь.Бланк
. Ну что, как?Соня
. Плохо. Страшный упадок сил. А доктор нейдет. Да ничего он сделать не может. Бланк. Он в памяти?Соня
. Всю ночь не спал. Сказал, что хочет видеть папу и маму. С тех пор, как вчера утром привезли, только и беспокоился, как бы они не узнали. Все шутил, говорил, что нынешние пули не ядовитые. А ночью сразу перемена.Бланк
. А доктор-то что говорит?Соня
. Да я уж знаю. Вижу, что плохо. Ведь сколько раненых-то на моих руках перебывало.Бланк
. Я всегда этого боялся, Софья Арсеньевна. Это легко было предвидеть. С тех пор, как он от вас уехал, ясно было, что он может этим кончить. Тяжело, очень, но у вас есть мужество. Я верю, что вы и не то еще перенесете.Соня
. Мы с вами много говорили об Андрее, вместе чуяли беду, но ведь от этого не легче.Бланк
. Я любил Андрея… Сила-то какая безрезультатно гибнет… Эх. просто сдерживаться трудно иногда, негодование так и подступает… Ну… да надо владеть собою…Соня
. Вы говорите… безрезультатно; какое жестокое слово. А мы-то? Если уж Андрей погиб даром…Бланк
Соня
. Все равно. Но если Андрей не то сделал, то мы-то, ничего не делающие, глядящие на это, мы-то что? Я-то что? Да как мы смеем? Боже мой, Боже мой! Бланк, мне кажется иногда, что я с ума схожу. И теперь, здесь, этот умирающий… Он мне говорил в последний раз… я помню… помню… Звал меня. Ну, я не пошла. У себя осталась. А Борис не остался. Тоже поехал… Туда же, куда Андрей… Только Борис, только Борис… вы понимаете?Бланк
. Я-то понимаю, а вот вы еще недавно этого не понимали. А уж раз поняли, так здесь не останетесь. Может быть, и не совсем туда уйдете, куда вас Андрей звал. Туда, может быть, и не надо. Там много истерики, много романтизма. А вот на трезвую повседневную борьбу – это другое дело. Здесь-то, во всяком случае, не останетесь, Андрей вам не простил бы этого.Соня
. Да, да, не простил бы. Милый, светлый… Трудно мне, Бланк, не оставляйте меня.Бланк
. Возьмите себя в руки. Не надо нервов теперь. А что Андрей вот здесь-то оказался… Это действительно фальшь какая-то.Соня
. Ложь это, ложь страшная! Ну, я не буду, вы правы. Надо быть спокойнее. Надо с твердостью.Доктор
. Это бывает. Ведь когда стреляют, об асептике не думают. Хотя нынешние пули, благодаря никелевой оболочке, дают рану довольно чистую, не рваную, а все-таки ни за что ручаться нельзя. Да у него верхушка легкого задета.