Читаем Том 4. Лунные муравьи полностью

Попадья. Вот и генерала убили. Ну, скажите на милость? За что эту светлую личность жизни лишили? Рыцарь был настоящий, без страха и упрека. Да. Вот как живой передо мной стоит. Помните, Евдокимовна, когда конопелицкую барышню венчали, какой он веселый был? Фейерверк устраивал. Всем, это, заведовал, горячился. Настоящий кавалер. Царство ему небесное. И смерть-то какая! От руки злодея! А все жиды эти да анархисты. Да.

Евдокимовна. Вот и к нам в дом жид затесался. Примазался с самой кончины Андрея Арсеньевича. А теперь вот второй Месяц живет. И сколько раз я барыне говорила: погубит он Сонюшку! Она добрая такая, жалеет все его. А он разве на что посмотрит? Ведь совершенный нигилист. Долго ли до греха? Уж примечаю я, что неладно. Ну, да что говорить.

Попадья(оживляясь). Неужели правда – влюблена? А Борис Петрович что? Так и расстроилось?

Евдокимовна. Да кабы не этот жид проклятый, не расстроилось бы. А все он.

Попадья. А мы-то с батюшкой говорили, вот – пара. Да. Надеялись тут их и повенчать, как Анну Арсеньевну.

Евдокимовна. А она-то бедная, тоже все мается. С детьми не справиться. Шутка ли одной, вдове-то. Нехорошие такие письма барыне из-за границы пишет.

Попадья. Да, нынче никакого уважения к родителям. Представьте себе, мои-то семинаристы, ведь тоже ораторами стали. По деревням шляются. Того и гляди схватят. Да.

На террасу входит Привалов.

Попадья(вскакивает). Ура! Варшава наша! Иван Яковлевич!

Явление третье

Те же и Иван Яковлевич.

Учитель. Александре Петровне мое почтение. Здравствуйте, Евдокимовна. А старики где?

Евдокимовна. Разве не видали? В гостиной сидят.

Учитель. А молодежь?

Евдокимовна. Да гуляют где-то.

Попадья. Что это вас не видать, Иван Яковлевич?

Учитель. Занят все был, матушка.

Попадья. Шутник! Какие у вас летом занятия! Прокламации печатаете, да с Клавдией Орловой целуетесь. Вот и все ваши занятия. Дон Жуан!

Учитель. А вы откуда знаете?

Попадья. Откуда знаю? Да все село об этом говорит. Не понимаю я вас. Интеллигентный мужчина и ухаживает за такой необразованной. Да!

Учитель. Так ведь образованные недоступны. Вы, например.

Попадья. А вы почем знаете?

Учитель. Ого!

Попадья. Евдокимовна, самовар, поди, не сейчас? Иван Яковлевич, пойдемте на вал. Закат божественный! Все бы только сидеть да любоваться. Настоящий романс, да.

Учитель. Нравится, так и идите. А я тут при чем?

Попадья. Ах, какой нелюбезный. Поэзии вы, дорогой, не понимаете. Настоящий профан. Да.

Учитель. А в ваши годы, да при вашем сане поэзию-то, пожалуй, и пора бросить.

Попадья. Всегда что-нибудь неприятное скажете, всегда. Никакого, можно сказать, обращения у вас нет, да. Темнеет. Из саду выходит Соня. Увидав, что на террасе чужие, останавливается под деревьями.

Учитель. Да уж не такая тонкая штучка, как вы.

Попадья. В высшей степени это неучтиво. (Уходит в дом.)

Учитель. Матушка! Матушка! Что вы, обиделись? Я пошутил. (Идет за ней.)

Явление четвертое

Евдокимовна, Соня.

Затем Фима приносит лампу.

Евдокимовна. И то, пора бы ей угомониться. Под пятьдесят бабе. А туда же. Фимка! Пойди поищи барышню. И куда это она пропала? (Уходит в дом.)

Фима сходит с террасы, озираясь.

Явление пятое

Фима и Соня.

Соня. Фима. Не ищи. Я здесь.

Фима. Ну, слава Богу, барышня. А то боязно в сад-то за вами идти. (Уходит в дом.)

Явление шестое

Соня садится на скамейку под террасой. Входит Бланк из сада.

Бланк. Ты уж здесь? А я тебя в саду искал.

Соня. Здесь.

Бланк. Что ты мне сказать хотела? Начала и не договорила.

Соня. Я? Нет, ничего.

Бланк. Ну, милая, скажи. Ты последние дни смутная какая-то. (Помолчав.) Впрочем, как хочешь. Я тебя понимаю. Я не хотел бы насильно вызвать разговора. Сочтешь нужным – скажешь, потолкуем…

Соня. Устала я…

Бланк. Дел, милая, непочатый край, а ты устала. Ну, что ж. Отдохни. Я эти два месяца, можно сказать, отдыхаю. Уезжать пора. Кстати, и небезопасно тут для меня становится.

Соня. Постой, постой, ты не о том… я хотела тебя спросить…

Бланк. Что с тобой?

Соня. Выслушай меня. Мне тяжело. Ты пойми. Все путается вокруг меня. Петля какая-то затягивается. Дышать нечем. Так нельзя…

Бланк. Как нельзя? Да скажи толком. Какие петли? Ведь не старая же семья тебя связывает? Неужели и мы, борясь за свободу, еще можем чувствовать себя несвободными от старой семьи? В это я не верю. Если у нас будут дети…

Соня. Новая семья! От той уж можно быть несвободными? (Серьезно.) Нет, ты не угадал. Выслушай меня. Мне тяжко… Мне страшно… мне скучно…

Бланк. Со мной?

Перейти на страницу:

Все книги серии Гиппиус, Зинаида. Собрание сочинений в 15 томах

Том 1. Новые люди
Том 1. Новые люди

Впервые издастся Собрание сочинений Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869–1945), классика русского символизма, выдающегося поэта, прозаика, критика, публициста, драматурга Серебряного века и русского зарубежья. Многотомник представит современному читателю все многообразие ее творческого наследия, а это 5 романов, 6 книг рассказов и повестей, 6 сборников стихотворений. Отдельный том займет литературно-критическая публицистика Антона Крайнего (под таким псевдонимом и в России, и в эмиграции укрывалась Гиппиус-критик). Собрание завершат три мемуарных тома «Живые лица» – дневники писательницы, ее воспоминания и письма, а также документы и свидетельства современников о ней самой. Большинство из этих материалов также публикуются сегодня впервые.В первый том включены два неизвестных романа Гиппиус – «Без талисмана» (1896) и «Победители» (1898), а также книга рассказов «Новые люди» (1896).http://ruslit.traumlibrary.net

Зинаида Николаевна Гиппиус

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза