Том 4. Лунные муравьи

Вожжин. Ты поймешь, милая, у тебя свой ребенок. Там невозможно ее оставить. Это такая обстановка, – вообразить нельзя. Что-то чудовищное! Девочка сама измучена. Словом – это решено. Но я не хотел тебе говорить, пока идут осложнения. Не хотел попусту тревожить. Признаюсь, может, и от слабости. Я и так весь измучен. А тут… Меня бы окончательно убило, если б ты не поняла.

Анна Дмитриевна. Я вот теперь что-то не понимаю. Вы говорите – осложнения?

Вожжин. Да. Мать с первого слова в истерику, девочка растревожена, словом – нелегко! Я решил, она там не останется, я обязан ее взять, обязан! но – нелегко. А потом вот ты…

Анна Дмитриевна. Что же я? Господи, Ипполит Васильевич, вы меня пугаете…

Вожжин(вскочил было – опять сел). А то, что… Впрочем, не стоит об этом. Лучше потом поговорим. Успеется.

Анна Дмитриевна(кротко). За что вы, Ипполит, меня не уважаете?

Вожжин. Я не уважаю, я? Я больше чем уважаю. Я вам докажу. Прямо и просто говорю: мы должны расстаться.

Анна Дмитриевна(кротко). Вы меня разлюбили?

Вожжин. При чем тут разлюбил – не разлюбил? При чем? Но если у меня в доме будет взрослая дочь… Я должен посвятить ей всю жизнь. Должен охранять ее. Девочка такая чуткая, деликатная. Я не имею права… Анета, пойми же, я сам глубоко страдаю, мне нелегко. Но пойми, Анета…

Анна Дмитриевна. За что? За что? Я вам жизнь отдала. За что вы меня оскорбляете?

Вожжин(встает с кресла, садится рядом с ней на диван, обнимает ее). Анета, Анета…

Из дверей (в приемную и прихожую) вошла Финочка, тихо остановилась у края ширм, смотрит, не движется, прижимая к себе муфту.

Вожжин. Разве я не ценил? не понимал? не чувствовал, Анета? Я был одинок, ты дала мне женскую ласку, участие, ты согрела меня своей кроткой любовью… (Целует ее.)

Анна Дмитриевна(слабо). Ипполит… Ипполит…

Вожжин. Ты была моей звездочкой ясной в ночи… во мраке… Звездочкой… У меня привязчивая душа, благодарная. Я страдаю, ты же видишь. Но ради дочери я должен с тобою расстаться. Если долг заговорил… могу ли я не пожертвовать личной жизнью, тем уютом, теплом, за которые я тебе вечно благодарен… Дорогая…

Анна Дмитриевна(тихо плачет). Бог с вами, Ипполит Васильевич. После всего, после всего… И чем я вам помешала? Нет, верно, с женой хотите сойтись. Ну, и Бог с вами…

Вожжин. Клянусь тебе всем святым! Да как бы я мог? Дорогая, пойми же, поверь…

Анна Дмитриевна. Что ж верить – не верить. Просто я вам не нужна стала. Была нужна, а теперь не нужна. Вспомните, вы сами… сами хотели… Я всю жизнь отдала… Бог вам судья, Ипполит… (Встала, закрывает лицо платком.)

Вожжин. Анета, Анета…

Анна Дмитриевна. Бог вам судья! (Убегает налево, не оглядываясь.)

Вожжин. Нет, я так не могу! Анета! Анета! (Последние слова почти кричит и быстро уходит за Анной Дмитриевной, в ту же дверь налево.)

Финочка, стоявшая все время без движения, делает теперь несколько медленных шагов вперед и останавливается в той же позе посередине комнаты, лицом к двери, куда ушли Анна Дмитриевна и отец. Приотворяется правая дверь из комнат дяди Мики. Встревоженное личико Руси выглядывает оттуда. Заметив неподвижную Фину одну, Руся поспешно входит, затворив за собой дверь.

Руся(подходя). Фина, это ты? А кто это тут кричал?

Фина молчит и не оборачивается. Руся берет ее за плечи, старается повернуть к себе, заглядывает в лицо.

Руся. Фина, да ты меня слышишь? Да кто тут был? Папа твой?

Фина молчит.

Иди сюда, пойдем, сядь. (Ведет ее к дивану, обняв.) На, выпей воды. Пей, слышишь? Пей сейчас! Дай мне сюда муфту. Положи ее. (Берет у Фины муфту, из нее тяжело падает на ковер револьвер.) А, вот еще что! (Наклоняется, подымает.) Не бойся, не бойся, отнимать не стану, я его тут, на стол положу. Если ты до этого дошла… до такого падения… то я себя унижать не стану. Отнимать. Насильничать. Пожалуйста! Делайте с этой прелестью что угодно. Того и стоите.

Фина падает головой в подушку и начинает плакать, сперва тихо, потом громче.